искусственный интеллект и свобода

«ПОСТЫЛАЯ СВОБОДА» И ВЕЛИКАЯ ЦИФРОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

1
Уж сколько раз приходилось твердить миру, что персоноцентризм – это наше все. Но воз и ныне где-то там.
Уж сколько раз приходилось писать о русском культурном проекте в связи с грядущей технологической революцией; казалось бы, горячая, актуальнейшая тема. Хоть бы внимание обратили. Хоть кто-нибудь.
Откликов – ноль.
Поскольку у меня нет могущественных врагов (откуда им взяться? я мишень не того калибра, я не Джек Ма, я другой), заговор молчания, надо полагать, – дело рук моих добрых друзей. Я, честно говоря, плачу им черной неблагодарностью, ибо: не нравятся мне отсутствие у них энтузиазма по поводу русского культурного проекта. Что-то здесь не так.
Вот почему я все пишу. Твержу. Видимо, карма такая…
Очевидно, карма и способствовала тому, чтобы мне здесь и сейчас (не в светлом будущем, заметим, и не в темном прошлом) назначено было ознакомиться с очертаниями китайского культурного проекта – проекта футуристического и сногсшибательного. В чем суть проекта?
Давайте по порядку. Место действия – Сколково, пленарное заседание форума «Открытые инновации»; время действия – 26.10.2017. Подробности: https://regnum.ru/news/polit/2338881.html
«Выступавший на том же заседании Джек Ма, создатель «Алибабы» и один из богатейших людей планеты, смотрит в будущее очень оптимистично.
“Многие говорят о том, что новые технологии вытеснят людей. Но, я думаю, здесь не нужно так беспокоиться. Я думаю, что эта проблема разрешится сама собой со временем. Просто мы недостаточно хорошо понимаем это будущее. Люди беспокоятся о будущем, потому что они плохо его представляют, они недостаточно уверены в себе, у них не хватает воображения, чтобы представить, каким оно будет”, – подчеркивает Ма.
Технологии не обладают собственной субъектностью. Основной деталью всякого оружия является голова его владельца, как было сказано в одном хорошем советском фильме. Поскольку ответом на вызов времени является Проект как стратегическое представление, то в этом смысле у Джека Ма есть повод для оптимизма: китайский мировой проект не собирается пускать процесс на самотек, захлебываясь фантазиями. Тому пример – система Sesame Credit, созданная в сотрудничестве «Алибабы» и китайского правительства, по сути, являющаяся экстраполяцией классического конфуцианского исправления нравов с использованием новых возможностей интернета и больших данных. Любого гражданина Китая эта система ранжирует в соответствии с его сетевой активностью, лояльностью китайскому правительству и китайским брендам. Ма и его империя – это крупный политический инструмент правительства КНР. Тоталитаризм? Разумеется. Но это всего лишь один из примеров, позволяющий представить картину будущего как место жесточайших противостояний в техническом и идеологическом отношении».
Что предлагает миру Китай руками Джека Ма?
2
Чтобы по достоинству оценить предложение Ма, необходимо иметь в виду следующее.
Главная проблема развития ИИ видится в том, что ИИ неизбежно высвобождает гигантское количество людей от рутинной нетворческой работы «хлеба ради» (от работы, которую способен выполнять ИИ). 
Чем занять нигде не работающих, ничем не занятых людей? – вот проблема проблем.
Высвобождение от рутинной, механической работы порождает не проблему досуга; она порождает проблему новой трактовки возможностей человека. Чтобы занять свободное время свободного человека, надо предложить новое видение человека. Скажи мне, как ты понимаешь человека, и я скажу, чем его занять.
Футурологическая версия Джека Ма есть не что иное, как уверенно исполненный идеологический трюк: ничтоже сумняшися он придал универсальность, всеобщность конфуцианской трактовке человека (неуниверсальной, спорной, неубедительной в научном отношении).
В этой связи возникает вопрос: в каких координатах вообще происходит трактовка человека? В произвольных? Или в более-менее объективных?
С нашей точки зрения объективность координат предполагает следующее.
Известно, что человек является существом биологическим, социальным, идеологическим и т.д. Если характеризовать природу человека одним словом, можно сказать, что мы – существа информационные. (Под информацией, воспринимаемой человеком, мы будем понимать любое «сообщение», поступившее в психику из внешнего мира. Психика воспринимает информацию и, далее, адресует ее сознанию. Вне психики и сознания понятий «информация», «управление информацией» для человека не существует, поскольку оно никак не материализуется.)
Что бы мы ни говорили о человеке и о его достижениях в любых сферах жизни (в области научного познания или просто эмоционального существования), мы в принципе не можем обойтись без двух ключевых понятий: 1) информация и 2) управление информацией.
Наше освоение мира – это наше умение получать информацию и управлять ею.
На сегодняшний день мы с большой долей уверенности можем утверждать, что человечество обладает двумя типами управления информацией: бессознательным (психическим) и сознательным. Чем руководствуется человек, когда принимает решения: эмоциями или рассудком?
Это принципиально важно для понимания природы информационной картины мира и, следовательно, для понимания предназначения человека.
«Человек эмоциональный» (назовем его индивид) выстраивает свои отношения с миром бессознательно (при этом рациональное начало, опирающееся на интеллект, может внешне доминировать). Факт и степень участия интеллекта в процессе освоения мира не делает человека существом сознательным (разумным).
«Человек разумный» (назовем его личность) начинается там, где возникает сознательное, разумное управление информацией, имеющей отношение, прежде всего, к человеческому измерению (к психике и сознанию). С точки зрения информационной, личность понимается как тип управления информацией, где приоритет в выстраивании информационной картины мира отдается сознанию.
NB: мы говорим не о психике и сознании как таковых – мы говорим о двух типах управления информацией, противоречиво функционирующих на базе психики и сознания. Эффективность человека как существа информационного заключается в эффективном управлении двумя типами информации, которые дополняют и обогащают друг друга.
А теперь с учетом всех сложностей природы человека, собирающегося покорять неизвестный материк под названием ИИ, сформулируем вопрос: с какой «человеческой точки зрения» мы смотрим на себя, на мир, на проблему ИИ: с позиций индивида или личности?
В соответствии с выявлением личностных возможностей человека и выстраивается картина мира. Скажи мне, насколько человек разумен (то есть в какой степени он является личностью) – и я скажу, зачем ему необходим ИИ. С нашей точки зрения, ответственное отношение к информационным возможностям человека начинается с разумного отношения к себе – с культивирования в себе личности.
Таким образом, наша картина мира, которая определяет наше отношение к проблеме ИИ, персоноцентрична (не индивидоцентрична, что принципиально). Она опирается на разум (не на интеллект, что принципиально, ибо интеллект часто выступает как инструмент реализации бессознательного отношения).
Так что же предлагает миру Джека Ма (если иметь в виду сформулированный выше информационный контекст)?
Джек Ма предлагает делать ставку на тот тип управления информацией, который мы называем бессознательным. Он предлагает вчерашний день в супертехнологичной оболочке. Он по-прежнему делает ставку на силу. На социоцентризм (соответственно, на социоцентрически ориентированного индивида, на конфуцианского человека). Перед нами вариант «глобализма с улучшенными нравами». Если конкурировать с конфуцианским Китаем по его правилам, то Россия неизбежно превратится в региональную культурную державу, а сотрудничество с Китаем – в безнадежную гонку за лидером.
Строго говоря, Джек Ма предлагает обойтись цифровой революцией, исключая при этом революцию информационную (революцию в мышлении – в изменении типа управления информацией). «Цифровая» понимается миллиардером слишком буквально: количество по-прежнему ставится выше качества.
Это означает только одно: Китаю (или Джеку Ма?) просто нечего предложить миру. Социоцентризм (модус индивидоцентризма) вывел цивилизацию на пик ее достижений – и вместе с тем довел цивилизацию до того кризисного состояния, в котором она сейчас находится.
Что касается Запада, то он и не скрывает того, что его культурный проект – антикультурен по сути своей. Запад открыто делает ставку на силу. На природное (витальное), эгоистическое начало в человеке. На индивидоцентризм (как разновидность силовой регуляции).
В рамках предлагаемой Западом модели будущего (так называемого суперкапитализма) мир будет принадлежать тому, у кого в руках сосредоточится капитал; поскольку трудовых доходов в безлюдном производстве не предполагается, то всем остальным светит жить на пособие. Суперкапитализм органично вбирает в себя черты рабовладельческого строя. Свободное рабство: вот суть индивидоцентрической модели. Подробности: https://news.mail.ru/economics/31540676/?frommail=10
Человек во имя ИИ – или ИИ во имя человека? И китайская, и западная модели занесли этот вопрос в риторические. Тотальный контроль во имя человека? Нет. Смешно даже предположить такое.
Во имя группы людей? Да. И это уже не смешно.
Что предлагаем мы?
3
Мы предлагаем иное стратегическое представление о будущем: цифровая революция, как своего рода локомотив, может повлечь за собой информационную революцию (революцию в умах и душах). Это не значит, что цифровая революция неизбежно влечет за собой революцию информационную; это  означает следующее: цифровая революция нужна не сама по себе, не для того, чтобы «исправлять нравы с использованием новых возможностей интернета» и прочей цифири, а для того, чтобы высвободить человеческие ресурсы, чтобы развивать мышление, основу основ прогресса. Великая цифровая революция дает человеку великий шанс: не исправлять «старые-добрые» нравы – а мыслить по-новому.
Для этого нужна личность. Персона. Персоноцентризм.
В этом случае русский культурный проект сулит превращение России в мировую культурную державу, а Китаю – в регион с самобытным  тоталитаризмом. Ибо: качество «бьет» количество («переходит» в количество, и наоборот; ставка на количество, которое не переходит в качество, – это ставка на стагнацию).
Высвобождение от механической работы (где нет места для раскрытия творческого потенциала разума) порождает не проблему досуга, как это представляется индивиду; она порождает проблему создания разумных потребностей человека, если говорить прямо. Проблема личностного роста из вечно второстепенной превращается в главную.
Проиллюстрируем сказанное на примере литературы. Почему – литературы?
Потому что нам нужен простой, яркий и убедительный пример из сферы «человеческого измерения»; где его искать, как не в литературе, специализирующейся (уже тысячелетиями) на поведенческих моделях человека.
Русской, разумеется, литературы. Почему – русской?
В китайской, и даже европейской, подобных примеров попросту нет.
Мы станем говорить о «Евгении Онегине», этой энциклопедии «жизни духа», восхождения от индивида – к личности. Между прочим, мы сейчас обратили внимание на знаковый нюанс: в мировой литературе книг, подобных роману в стихах А.С. Пушкина, не существует. Это книга книг, если угодно.
Книга, как мы помним, о мыслящем человеке, который оказался в драматической ситуации «горе от ума». Кредо Онегина было жестким и принципиальным: «кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей» (следовательно, и себя). Однако кредо содержало в себе и такой момент: Онегин тяготился бесцельным существованием, мучился от того, что никак не мог отыскать главного: за что людей (а значит, и себя) нельзя не уважать. Это ситуация в полной мере экзистенциальная. Универсальная. На все времена. Этим она нам и интересна.
Обратимся к одному из пиковых этапов восхождения Онегина (предфинальному). Напомним: Онегин сполна был наделен дарами судьбы – он был богат, здоров, умен, красив, образован, любим; свободен, наконец. Чего ж вам больше? Однако какой-то неуловимой мелочи, какого-то ментального компонента катастрофически не хватало для счастья. Дары судьбы не радовали, свобода была «постыла» («свою постылую свободу я потерять не захотел», признается Онегин Татьяне). Наступил самый-самый темный час. Который бывает только перед рассветом.
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга,
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.

Вот она, проблема эпохи ИИ: чем занять нигде не работающего, ничем не занятого молодого человека?
На взгляд человека конфуцианского (социоцентрического) и западного (индивидоцентрического) ситуация с Онегиным демонстрирует идеальный капкан: чем богаче одарен человек, тем больше у него шансов оказаться в ловушке праздности. Онегин воспринимается как «лишний человек» в прямом и точном значении этого слова. Человек-разрушитель будущего.
Зачем «мыслителю» ум, если в результате этот несчастный («я думал: вольность и покой замена счастью») оказывается у разбитого корыта без цели, без трудов, без службы, без жены, без дел, в бездействии досуга, без перспектив? Ему и свобода постыла, и воля не мила. Не в коня корм.
Следовательно, человека надо занять, то есть помочь ему избежать гибельных соблазнов праздности (досуга, пустых мечтаний). Джек Ма предлагает твердой рукой направлять человека во всем; Запад предлагает свободно тешить свое эго, также не отвлекаясь на познание себя.
А теперь посмотрим на ситуацию глазами личности. Чем был занят Онегин, в то время, когда он «ничем заняться не умел»?
Он думал, мыслил, был занят поисками истины. Он работал, если угодно.
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан.
Он нашел рецепт счастья, он нашел  смысл жизни. Он реализовался в сфере высших культурных ценностей человека: истина, добро, красота, свобода, достоинство, счастье для него не пустой звук, а каждодневная реальность. Он нашел, за что следует уважать человека: за то, что человек способен занять себя сам, способен прожить жизнь мыслящего существа, жизнь сознательную, а не бессознательную.
Онегин замечательно, хотя и драматично, воплотил в жизнь русский культурный проект. Занятие ничем не занятого, «бесцельно» живущего Онегина называется жизнетворчество. Джек Ма и иже с ним изо всех стараются занять человека жизнью без творчества, навязать ему образ жизни и образ мыслей, то есть отвлечь его от самого главного в жизни.
Чего не разглядели тонкий Восток и интеллектуальный Запад в умном Онегине?
Они оказались не способны увидеть личность как совокупность разумных потребностей. Сформированные разумом потребности в один прекрасный момент (с точки зрения интеллекта – вдруг, ни с того ни с сего, как-то сказочно!) материализуются в жизнь, которая никому не угрожает, которой война просто ни к чему, ибо негласный девиз Онегина – познай себя ради счастья. Свободная личность никому не угрожает и творит добро ради счастья, которое и есть истина. Бессознательные потребности конфуцианского и западного человека, сформированные с помощью определенных информационных технологий, обрекают человека на жизнь под негласным  девизом служи силе, побеждай, подталкивай падающего – стремись к покою и наслаждению. НЕ ЛЕЗЬ К СТРАТЕГИЧЕСКОМУ УПРАВЛЕНИЮ ИНФОРМАЦИЕЙ.

До поры до времени Онегин действительно воспринимался самими русскими как «лишний человек» – то есть человек из будущего, как мы сейчас понимаем. Для сознания индивидо- и социоцентрического – он останется вечно лишним, потому что сознание такого типа уже вечно вчерашнее.
Высвобождение гигантского количества людей от нетворческой работы «за ради хлеба» (от работы, которую способен выполнять ИИ) порождает невиданную ранее проблему: человек избавляется от необходимости прятаться за работу, прятаться от себя; он поставлен  перед необходимостью находить себя, познавать себя. Человек предоставлен самому себе, и проблема смыслов становится проблемой существования и выживания человека.
Ради выживания человек вынужден пестовать в себе личность.
Познание себя (в процессе жизнетворчества) должно стать работой, каждодневным упорным трудом для человека.
Высвобождение от рутинной, механической работы порождает не проблему досуга; она порождает проблему создания личности. Философский (разумный) труд должен стать главным трудом человека.
Почитайте письмо Онегина к Татьяне – письмо умного, тонкого, чрезвычайно одаренного человека. Письмо личности. Такое письмо никогда не напишет ни западный, ни конфуцианский человек. Для них подобный уровень человеческого общения – запределен, роскошь человеческого общения – за семью печатями. Как вход в пещеру в сказке про Али-Бабу, который не умел наживать деньги. Надо знать пароль (культурный код).
И не надо питать иллюзий: нас не поймут. Отношение индивида (информационная основа которого – интеллект) к личности (основа – разум) – комплекс неполноценности. Объективного отношения ждать не приходится.
Остается добавить, что персоноцентризм предполагает социально-экономическую модель, противоположную суперкапитализму и конфуцианскому коммунизму. Какую?
На данном этапе это преждевременный вопрос (который, тем не менее, следует держать в уме).
4
Почему мы настаиваем на том, что ИИ как персоноцентрически ориентированный проект является для России не просто приоритетным, но и, так сказать, традиционно российским, русским (не в этническом смысле, а в культурном)?
Во-первых, у России (к сожалению, пока об этом мало говорится) есть колоссальный задел в отношении указанной нами проблемы; этот задел мы обозначаем следующим образом: ПЕРСОНОЦЕНТРИЗМ: РУССКИЙ КУЛЬТУРНЫЙ ПРОЕКТ КАК ВЫЗОВ ПРОЦЕССУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ. Подробности: https://regnum.ru/news/society/2207406.html Личность, которая становится субъектом в контексте проекта ИИ, убедительно была изображена (смоделирована) в классической русской литературе (и не только литературе). Иначе говоря, всей своей культурной историей Россия подготовлена к этому проекту в аспекте гуманитарном (те же достижения социализма не стоит торопиться стыдливо списывать в утиль).
Во-вторых, сегодняшняя Россия, по нашему разумению, обладает всеми иными условия для реализации проекта. Под необходимыми условиями мы имеем в виду не только материальные, научно-образовательные и человеческие ресурсы, но и моральный климат в обществе, волевой тонус лидеров, понимание стоящих перед страной задач и общий настрой страны (консенсус) на «переворот технологического уклада»; все это позволяет надеяться, что пилотные проекты, наподобие ИИ, должны быть успешными.
В-третьих, время не ждет. Фактор времени становится чрезвычайно важным. Вот почему стратегия «дождаться, пока проблема созреет, оформится и будет осознана до степени “пора что-то делать”», – недальновидна. Проблема созреет и оформится где-то там, на Западе или в Китае, в соответствии с представлением наших партнеров «о добре и зле»; если мы хотим  решать проблему в нужном нам ключе, необходимо самым активным образом способствовать ее созреванию в нужном направлении и переводу в плоскость практических решений.
Итак, мы имеем три базовых информационных модели, которые предлагаются человечеству в качестве футуристических проектов: социоцентризм, индивидоцентризм и персоноцентризм.
Для социоцентризма мера всех вещей – социальная лояльность и значимость. Отсюда ключевой постулат в трактовке человека: человек (индивид) есть существо СОЦИАЛЬНОбиологическое.
Для индивидоцентризма мера всех вещей – деньги (то есть культ силы). Ключевой постулат: человек (индивид) есть существо БИОсоциальное.
Для персоноцентризма мера всех вещей – личность. Человек есть существо информационное, и приоритет в управлении всего информационного комплекса под названием человек – за разумом. Ключевой постулат: человек есть существо биосоциоДУХОВНОЕ (НРАВСТВЕННОЕ).
Выбирать надо уже сегодня. Понятие «эпоха ИИ» становится больше, нежели понятие «технологический прорыв» («смена технологических укладов»), и даже больше, чем цифровая революция; эпоха ИИ становится моментом истины. Скажи мне, что ты выбираешь, и я скажу, какое будущее тебя ожидает.
При этом первые два проекта направлены на безусловное и бескомпромиссное доминирование. В случае если Западный или Китайский проект станут успешнее иных и обеспечат соответствующим странам лидерство, не стоит ожидать, что они поделятся с кем-либо технологиями. Именно – и принципиально – не поделятся. Ибо цель – господство одного типа социума над всеми остальными. Ожидать следует «жесточайших противостояний в техническом и идеологическом отношениях». Средство разрешения конфликтов в индивидоцентрической модели – война, война, только война и ничего кроме войны. Средство разрешения конфликтов в модели социоцентрической – мягкая сила, принуждение, весьма напоминающее «гуманную войну» и не исключающее применение грубой силы.
И только персоноцентрический проект является подлинно универсальным, в равной степени важным для всех. Именно он потенциально исключает конфронтацию и силовое решение конфликтов (войны), ориентируясь на принцип справедливости. Именно он позволяет направить имеющийся потенциал человека на познание себя и познание мира.
«Информационная смена вех» – переход от бессознательного (психического) типа управления информацией к сознательному (разумному), от индивидоцентризма к персоноцентризму – воспринимается сегодня как фантастика, то есть не воспринимается в качестве условия для развития ИИ. Проект не замечают ни друзья, ни враги. Почему?
Потому что русский культурный проект воспринимается с позиций индивида, который сегодня, безусловно, доминирует. Он «не захлебывается фантазиями». Однако современному массовому человеку с его культом неразумного потребления нечего делать в эпоху ИИ. Такой тип человека изжил себя. На повестке дня – новый подход к использованию информационных возможностей человека, главный ресурс которого – разум. Иных ресурсов у человека нет!
По сути, речь идет о переходе человека на новую ступень информационного развития. Именно в этом видится революционность «цифровой экономики»: в высвобождении личности. ИИ создает условия для освобождения разума от черновой, не требующей личностных затрат работы. Цифровая революция влечет за собой революцию информационную.
Таким образом, с позиций персоноцентризма задача видится не в том, чтобы сделать производство «безлюдным», а в том, чтобы «безлюдное производство» стало условием для личностного роста (не для более эффективного управления массами). Если «цифровая революция» влечет за собой информационную эволюцию, человечество получает шанс на устойчивый прогресс; если цифровая революция становится инструментом порабощения – мир может скатиться в рабство.
Потребности личности должны стать приоритетом  для развития ИИ: этот гуманитарный парадокс – ключ к развитию цифровых технологий. Гуманитарных, философско-этических препятствий для развития ИИ не существует. Выявление точек роста для потенциала ИИ сегодня требует одного условия, которое завтра окажется решающим, судьбоносным, а именно: наиболее благоприятная информационная среда для развития ИИ как инструмента беспрецедентного развития экономики – это зона интересов личности.
В этой связи обратим внимание на очень важный момент. Фактически Россия получает шанс (либо – утрачивает этот шанс) оказаться в авангарде колоссальных изменений информационного климата на планете. Уже само участие в подобном проекте обеспечивает России, даже с точки зрения имиджа, статус величайшей культурной державы мира. Перед нами тот случай, когда участие само по себе – победа. Но главное, конечно, – победа в битве цивилизаций. Одна на всех (в масштабе планеты).
Перспективы превращения России в величайшую культурную и технологическую державу мира стоят того, чтобы к ним отнестись серьезно.
5
Можно, конечно, назвать то, что мы предлагаем, очередной вариацией на тему создания нового человека (классическую тему всех революций) – и тем самым приписать проекту черты прожектерства (дескать, все это – плохо забытое старое).
В этой связи хочется сказать следующее. Речь идет не о создании нового человека (такая постановка вопроса действительно отдает авантюрой и утопией); речь идет о создании новых потребностей, нового качества мышления – в конечном счете, о новом отношении к миру.
Новый (другой) человек – и новое отношение к миру: разница очевидна.
В чем суть новых потребностей, порожденных новым мышлением?
Сегодня никого не удивишь отношением к человеку как феномену, в котором противоречиво сосуществуют план природно-соматический и план ментальный (духовный). Телесно-психологическое начало при этом часто рассматривается как низшее, а сознательно-психологическое – как высшее. Пожалуй, такой подход можно назвать традиционным раскладом информационных возможностей человека.
В таком подходе выделяются две крайности. Первая: преобладание потребностей тела (в широком смысле – сферы бессознательного) над сферой сознания. Именно такова информационная модель массового человека.
Вторая: отдельные (и потому часто яркие) случаи доминирования потребностей идеальных над телесно-материальными.
Как мы полагаем, невозможно изменить информационный расклад тело – психика – сознание. (Все революционные изменения, заметим, ведущие к созданию нового человека, суть изменения в сознании, которые ведут к изменениям в области эмоций.) Однако можно по-новому к нему отнестись.
Наши предложения сводятся к следующему:
Прогресс в информационном развитии человека закономерно и неизбежно приводит ко все большему смещению функций управления от сферы бессознательного к сфере сознания. Обратный процесс следует квалифицировать как регресс и деградацию.
Очевидно, что сам процесс информационного развития (прогресс) поддается регуляции. Речь не идет о тотальном контроле; речь идет именно о стратегическом управлении.
Если это так, то указанный нами прогресс неизбежно приведет к тому, что количество людей разумных (ориентированных на разумные потребности) рано или поздно возрастет настолько, что можно и нужно будет ставить вопрос о новом качестве человеческой жизни – то есть о структурном изменении в сфере потребностей. Прогресс – это движение от потребностей неразумных (взращенных бессознательно) к разумным.
Подчеркнем: речь не идет об обращении всех неразумных в разумную веру, не ставится задача превратить всех неразумных в разумных и тем самым сделать человека разумного массовым человеком (новым человеком). Это все из области революционных химер (принимающих, само собой, форму добрых намерений). Речь идет о человеке разумном как социальном ориентире.
Смена одной информационной модели человека на другую (социоцентрической на персоноцентрическую) естественным образом приводит к созданию новых потребностей.
Описанный процесс информационных изменений (прогресс) можно назвать сменой типов управления информацией.  Этот процесс нельзя назвать революцией, ибо изменения (революционные по факту) принципиально эволюционны.
Инвестиции в личностный рост – это лучшие инвестиции в будущее. При любом раскладе это беспроигрышные инвестиции. 
Ориентация на личность – это инвестиции в дело мира. Рано или поздно это должно стать общемировой стратегией. Социально-политическое устройство мира на принципах справедливости – прямое дело личности. Без личности как инструмента прогресса про социальную справедливость можно забыть. СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ РЕАЛИЗУЕМА ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ ЛИЧНОСТЬ.
Ориентация на личность – это подготовка высокоразвитых и высоконравственных патриотов. Даже если мир – это война, личность все равно необходима. Личность и патриотизм – понятия неразделимые.
Личность – это вопрос национальной безопасности и открытости миру одновременно. Тут ни убавить ни прибавить.
Ориентация на личность – это вклад (уже в технологическом смысле) в подготовку завтрашних специалистов в сфере ИИ, ибо люди с развитым мышлением, умеющие оперировать массивами информации (вычленяя скрытые закономерности), будут определять горизонты развития ИИ. РАЗУМ БУДЕТ ОПРЕДЕЛЯТЬ РАЗВИТИЕ ИИ, НИКАК НЕ НАОБОРОТ.
И в широком, и в узком, и в универсальном, и в каком угодно смысле ориентация на личность – это беспроигрышная инвестиционная стратегия. 
















 

Проклятые вопросы современной науки

ПРОКЛЯТЬЕ НАУКИ – ИМИТАЦИЯ НАУКИ

Самая проклятая проблема современной науки – не замечать поистине судьбоносной проблемы человека и человечества.
Если посмотреть на список «величайших научных загадок», стоящих перед современной наукой (в данном случае речь пойдет о версии журнала Science, приуроченной к 125-летию почтенного научного издания), то поражает, строго говоря, одно: наивность (или: тотальная психологизированность) современного научного сознания.
Список «проклятых вопросов современной науки» (среди 125 выделено 25 главных, наиважнейших, см. www.utro.ru/articles/2005/07/06/455621.shtml), как и положено, открывают «вечные философские вопросы».
1. Из чего состоит Вселенная.
2. Каковы биологические основы сознания.
3. Как вся наследственная информация помещается в 25 тыс. генов, имеющихся в нашей ДНК.
4. Насколько индивидуальные особенности человека важны для лечения – проблема «персональной медицины», учитывающей генетический код человека.
5. Можно ли объединить все законы физики.
6. На сколько можно увеличить продолжительность жизни.
Далее для полноты картины позволим себе процитировать еще несколько приоритетных позиций для современной науки.
11. Существуют ли во Вселенной братья по разуму.
14. Какие генетические особенности делают человека человеком.
15. Как мозг хранит и «читает» воспоминания.
19. Теоретические пределы возможностей компьютера.
22. Можно ли создать вакцину от СПИДа.
23. Чем грозит глобальное потепление.
24. Энергетика будущего – чем человечество заменит нефть.
Что бросается в глаза в этой рейтинговой версии?
1. Человек как существо информационное, обладающее самым загадочным – духовным! – измерением, не стал не только главным предметом исследования, не стал даже лакомым объектом науки, источником тайн и загадок.
2. Загадки, в основном, понимаются как технологические загадки.
3. Ничего философского в предложенной версии нет, ибо философия как «наука наук» озабочена не объединением «всех законов физики», а методологией всех наук, объединением «законов всех наук», в том числе еще не родившихся законов наук гуманитарных, или, если так понятнее, уровнем и качеством мышления. В данной версии отсутствует методологический «взгляд на мир».
4. И, наконец, главное. Перед нами не просто загадки как таковые, некие бесспорные и абсолютные тайны, а суперзагадки с точки зрения интеллекта (не разума, что характерно, и что само по себе вполне тянет на загадку загадок). Это загадки человека, но не личности. Это «загадочная» версия эпохи цивилизации, и в качестве таковой она весьма показательна: разум, а также его носитель и субъект культуры – личность (вместе с самой культурой, разумеется), вынесены за скобки. Будущее человечества де факто «вычисляется» как продолжение цивилизации, человек не собирается превращаться в личность.
Иными словами, человека фактически лишили разумной перспективы, приемлемого будущего, но – отдадим должное современному научному мышлению – даже не заметили этого. Очевидно, хотели как лучше.
Перед нами достаточно объективная картина: будущее и прошлое человека «глазами интеллекта», то есть с точки зрения такого разума, который гораздо более озабочен «теоретическими пределами возможностей компьютера», нежели пределами духовно-информационных возможностей человека. Все просто: интеллект «не видит» более сложную по сравнению с интеллектом информационную инстанцию – разум, с точки зрения интеллекта разума нет и быть не может. Нет такого объекта и, соответственно, загадок, связанных с ним. На нет и суда нет: по-своему интеллект прав.
Но именно эта своеобразная правота и делает его устаревшим, и даже архаичным способом управления информацией; в данном контексте – опасным.
С точки зрения разума как инструмента познания рейтинговая версия должна выглядеть принципиально иначе. Во-первых, все проклятые вопросы должны быть системно (в идеале – целостно) увязаны друг с другом, что, во-вторых, означает: решение одного вопроса ведет к частичному решению и всех остальных (равно как и углубление загадки тут же отражается на загадочности всех иных вопросов). В-третьих (оно же во многом и во-первых), целостно-системная связь вопросов не только не исключает, но, напротив, подразумевает их иерархическую упорядоченность; иными словами, в круге вопросов всегда есть главные и менее главные, второстепенные.
Таким образом, скажи мне, какой вопрос ты считаешь главным, и я скажу, чем ты думаешь. С моей точки зрения, первым вопросом должен быть следующий: как осуществить назревшую смену типов управления информацией, как перейти от психологической (бессознательной) регуляции всех человеческих отношений к регуляции сознательной (разумной), от человека – к личности, от интеллекта – к разуму, от цивилизации – к культуре?
В свете этой проблемы все остальные приобретают служебный, если не сугубо технический, характер. Мозг, физика и компьютер для личности – или наоборот?
Диалектика развития науки состоит в том, что наука никогда не развивалась как наука, в соответствии со своими внутренними потребностями, опираясь на имманентные законы развития научного знания. Развитие науки всегда определялось социальными потребностями, принимавшими форму социального заказа; а социальный заказ, не будем лукавить, это императивы коллективного бессознательного.
Вывод напрашивается потрясающий: наука, главный разоблачитель коллективного бессознательного, является заложницей коллективного бессознательного. Именно так (в значительной, возможно, решающей  степени). И не только наука, следует добавить, но и культура в целом, в том числе – и прежде всего – художественная культура. В угоду социуму, который развивается в соответствии с логикой бессознательного, как и всякий организм, культура и наука обслуживают те отношения, которые актуальны на данный момент.
Вот яркий пример. Всех интересует глобальное потепление. Обратим внимание: социум интересует не человек, бессознательно проинтерпретировавший свои потребности таким образом, что их удовлетворение неизбежно должно привести к потеплению, а потепление как таковое, природа как таковая, не связанные, якобы, с природой человека. Интересуют физические и химические явления, но не духовно-психологические, не философские. Интересует не причина, а следствие, ибо не укоренился навык увязывать одно с другим. Ведь ясно же: уберешь одно негативное следствие порочной практики жить не думая – появятся тысячи новых. Но это никого не интересует – вот что характерно.
Разве это не потрясает?
Иногда рассуждают таким образом: главные вопросы (возможно, среди них есть и духовные: поживем – увидим) следует отложить на потом, а сейчас не до жиру – быть бы живу. Но это и есть великолепный образец той самой логики бессознательного, логики, презирающей и отвергающей научную логику.
Выжить можно только решая главные вопросы в увязке с неглавными. Сам факт зачисления вопросов духовных в неглавные, второстепенные, сам факт спокойного отношения к тому, что наш гуманитарный космос перевернут вверх ногами, дискредитирует научное сознание. Это ненаучная постановка проблемы выживания человека. Мы просто не выживем, и дело так и не дойдет до постановки главных вопросов.
Конечно, глупо отрицать, что сама наука могла выжить и развиваться только благодаря тому, что она ориентировалась на социальные заказы (в большей или меньшей степени). В конце концов, базовые потребности определяют «менее базовые». До поры до времени это было ненормально с «чисто научной» точки зрения, но вполне нормально с точки зрения развития человека и общества, с точки зрения развития личностных и общественных потребностей человека, которые (потребности) рано или поздно приводят к потребности развития науки именно как науки, а не как бессознательного приспособления к невозможности стать наукой.
Будем откровенны: человеку не нужна наука как наука, она необходима ему как форма психологического приспособления, как способ достижения духовного комфорта (как суррогат духовной деятельности), как способ уклониться от необходимости быть личностью. Наука нужна такому человеку, который получает реальную возможность стать личностью. Личность и социум: только в таком информационном пространстве может существовать наука. Вся проблема в том, что сегодня стало нашей базовой потребностью – потребностью уже не просто биосоциального, но биосоциодуховного (информационного) существа, в которое превратился человек, сам того не заметив. Объективно базовой потребностью стала потребность разумного существования. Это и есть проклятая проблема нашего времени; все остальное – проклятые следствия проклятой проблемы.
Если вдуматься в проблему «разумного существования», то возникает ряд фундаментальных соображений, переводящих саму проблему в разряд если не безнадежно-утопических, то, как минимум, отвлеченно-гипотетических.
Прежде всего: где взять столько личностей, если учесть, что личность – это не столько результат правильного воспитания, сколько феномен природной одаренности, счастливо не загубленной воспитанием?
Далее. Как в обществе может утвердиться приоритет личностного начала, если общество всегда будет состоять не из личностей? И так далее.
Тут хотелось бы обратить внимание на два момента.
Первое. Говоря о человеке разумном, я говорю о тенденции развития, о логике информационной эволюции. Мир развивается следующим образом: от психики – к сознанию. Пусть кто-нибудь докажет обратное. Конкретные вопросы социальных технологий и ноу-хау могут сегодня казаться неразрешимыми, однако само по себе это не отменяет тенденции.
Второе. «Разумное существование» – это не результат схоластического теоретизирования; разумный тип управления информацией – превращение человека в личность – становится способом выживания человека. «Тенденция» и «способ выживания» – вот ответ скептикам и агностикам всех мастей. Этот неконкретный ответ сегодня является максимально конкретным.
Прагматическая скорректированность науки, ее нацеленность на сиюминутное «главное», которое понимается исключительно как «полезное» в плане исключительно телесно-психологическом, делает науку не инструментом познания, а инструментом приспособления к неспособности познавать. Строго говоря, современная «интеллектуальная» наука не является наукой в культурном понимании, которое определяет ее культурные функции, не является «разумной» наукой. Современная наука – это развитая наука культурных дикарей. Без царя в голове – зато с ядерной дубиной в руках. «К чему это приведет?» – хотелось бы задать самый риторический вопрос в мире.
Вот почему проклятье современной науки, создаваемой интеллектом, – имитировать науку, которая должна создаваться разумом.
Возникает странная, парадоксальная ситуация: курировать стратегию развития научного развития и определять приоритеты в развитии наук (отношения познания) де факто приходится наукам гуманитарным, тем самым «лирикам», которых  приличные «физики» за людей никогда не считали (хотя всякий уважающий себя физик непременно отчего-то балуется лирикой: пописывает иронические вирши и/или бренчит на гитаре – то есть, на языке строгой науки, пишет стихи, играет на струнном музыкальном инструменте и, прости Господи, поет). Да, эти науки ничего не смыслят в естественно-научных аспектах феномена жизни: из чего состоит Вселенная, каковы биологические основы сознания, как функционирует вся наследственная информация, на сколько можно увеличить продолжительность жизни и т.д.
Но эти вопросы, как ни странно, ставят в тупик не гуманитариев, а тех, кто в них компетентен. И вовсе не по причине невежества гуманитариев. Именно науки гуманитарные ставят вопрос об однородности информационной структуры таких феноменов, как, например, личность («нравственный закон внутри нас»), время, пространство («звездное небо над головой») и художественного шедевра всех времен и народов «Евгения Онегина». Необходимость отыскать связь всего со всем гуманитарии осознают едва ли острее естественников и технарей. Например, идея гармонии осознана не только как благое эстетическое, этическое или духовное пожелание человека, но и как информационный идеал, информационный облик истины. В качестве универсального эталона идея гармонии применима и к социуму, и к космосу. Гуманитарии уже прошли путь от благого намерения – к закону.
Вот гуманитарная наука и предлагает: хотите зацепить и вытащить всю информационную цепочку – смотрите не только в телескоп, подключенный к адронному коллайдеру (или к чему там), но и – параллельно! – заглядывайте в себя. Начните с личности в себе – тогда, возможно, и вселенная откроет вам свои тайны.
Я бы выразился еще категоричнее: проклятье современной науки в том, что гуманитарные науки не осознаются как науки: дисциплины «гумблока», якобы, не имеют законов и четко обозначенного предмета исследования. На них грубо спихивают идеологические функции и, разумеется, выталкивают из научного сообщества. Университеты мира все чаще не стесняются отказываться от преподавания «гуманитарных дисциплин», которые и науками уже язык назвать не поворачивается. Кто же подпустит гуманитариев к формированию списка «проклятых вопросов современной науки»!
Но это самый большой и самый глупый миф о науке вообще (не только о гуманитарной). Правда в том, общество нисколько не боится наук естественных, мыслящих глобально и поражающих воображение «теорией струн», - не боится свободных наук, которые рано или поздно упираются в «теорию всего»; а вот наук гуманитарных, замахивающихся на человеческое измерение, в формате универсальных законов стремящихся описать такие «вещи», как истина, добро/зло, красота, счастье отчего-то опасаются.
Отчего же?
Физиков держать на коротком, но жирном, финансовом поводке можно без проблем: материя ровно настолько приоткроет свои вечные тайны, насколько позволяет финансирование. Философов контролировать с помощью денег проблематично: истина и счастье – материя странная, живущая только в пространстве свободы и во времени вечном.
Опасность дестабилизации социума идет не от физиков (они-то как раз ручные в гуманитарном смысле); вся непредсказуемость – от гуманитариев.
Отсюда императив, выдаваемый за социальное здравомыслие: развивать науки гуманитарные – невыгодно и опасно. Уровень научно-гуманитарных представлений о человеке-личности, ориентированном на высшие культурные ценности, все больше и больше приходит в противоречие с потребностями социума, архаично ориентированного не на отношение познания, а на отношение приспособления.
Ergo: разумное научное отношение начинается с философии. Если бы теорией струн занималась не физика, а философизика, тогда бы теория струн отзывалась в душе человека космической музыкой. Если посмотреть на список «величайших научных загадок», стоящих перед современной наукой, глазами философизиков, мы имели бы иную картину мира.
Мы имели бы другое сегодня и лучшее завтра.
Даже наше прошлое не казалось бы нам таким печальным.

ЗАЧЕМ НАС ПУГАЮТ БУДУЩИМ?

ЗАЧЕМ НАС ПУГАЮТ БУДУЩИМ?
Эссе в защиту утопии
1

Ответ на вопрос, вынесенный в заглавие эссе (с точки зрения сознания научно и культурно просвещенного), чрезвычайно прост: затем, чтобы будущее не наступило. Именно так. Буквально. Будущее не в повестке дня. Его просто нет.
Однако простота такого рода всегда является результатом весьма сложных умозаключений. Простота в принципе стоит того, чтобы с ней разобраться. Попробуем.
Начнем с того, что темное понятие «светлое будущее» традиционно представляется нам в двух форматах: как утопия или как антиутопия. Здесь как раз налицо немудреный психоаналитический расклад: верю в будущее (несмотря ни на что) – не верю в будущее (хотя, казалось бы, здесь и сейчас все не так уж катастрофически плохо).
Дальше – интересней. Утопии преобладают сегодня или антиутопии? Верю или не верю? («Не верю», в данном случае, выступает как вариант веры (антипода научного познания); иными словами, мы имеем дело с разновидностями бессознательного отношения. Что ж, тем интересней.)
Антиутопии, конечно, и с большим отрывом. Почему?
Верить в будущее если не стало еще дурным тоном, то уже перестало быть демонстрацией силы; вера в будущее несет на себе оттенок прекраснодушия, оторванности от жизни – в общем, пустых мечтаний. Смешно и несерьезно. Потому серьезные утопические проекты канули в Лету. Культурный и философский статус утопии сегодня низок как никогда; утопия – удел слабаков.
Императив «жизни быть» уступил место императиву «ничего не выйдет, зря стараетесь». Примем это как данность и постараемся понять, отчего так произошло.

Взгляд в будущее всегда в той или иной степени представляет собой проекцию отношения к настоящему. Скажи мне, как ты живешь сегодня, и я скажу, какое тебя ожидает завтра. Что мы имеем в настоящем?
Мы имеем культ силы, возведенный в ранг абсолютной ценности. Силу как способ регуляции отношений ставит под сомнение только слабак. Меряться силой не только не смешно, но невероятно престижно. Попробуй посмеяться над силой – тебя же и засмеют (после того, как побьют, разумеется). Континенты, страны, люди, отдельные особи, все твари божии – все-все поклоняются силе, боготворят ее. Сила есть бог: вот модус сегодняшней веры в силы небесные. Когда с гордостью за свое время говорят «спорт стал религией современного человека», имеют в виду именно это: люди поклоняются силе, а спорт стал для них чем-то вроде молитвы. Подтолкнул падающего – сотворил богоугодное дело.
Культура диалога давно и окончательно заменена культурой выяснения отношений: кто сильнее – тот и прав.  Да и было ли когда-нибудь иначе? Большой вопрос. В обозримом прошлом точно не было. Воюют все. Против всех. Всегда. «Раз на раз», дуэли, баттлы, раунды, матчи, play off, мы чемпионы – вот самые броские афиши дня сегодняшнего. Фактически девизом нашего времени стало кредо уркаганов (идейных заключенных): умри ты сегодня, а я завтра. Этот закон джунглей как-то незаметно, хочется сказать естественно, вошел в состав воздуха, которым мы дышим. Помимо химической формулы в воздухе присутствует еще и составляющая «закона силы». Дыши глубже и носом – станешь сильнее.
Вопрос «почему так произошло?» даже не ставится, ибо ответ как-то очевиден. У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба. Что толку спрашивать, отчего день сменяется ночью? Свет – тьмой? Достаточно знать, что так было и будет всегда.
А между тем вопрос «почему так произошло?» никто не отменял. Скажем еще жестче: нет такой силы, которая могла бы отменить этот вопрос.
Ибо: познание сильнее веры – так понятнее?
Так вот, культ силы – это не закон божий; это всего лишь закон природы. Закон жизни. Только здесь рано радоваться тем, кто с рождения уверен, что сила солому ломает. Сейчас мы не на шутку огорчим силовиков: мы сказали закон жизни, то есть бессознательной жизни, то есть жизни, где сознание (данность, которую отрицать еще смешнее, нежели культ силы) не определяет течение, ход жизни.
Однако ни для кого не секрет (надеемся на это), что бессознательная жизнь породила сознание (оставим в стороне историю вопроса, ибо история сейчас только затемнит вопрос «зачем нас пугают будущим?»). Как только появилось сознание, центр силы тут же переместился именно к нему. Когда говорят «человек – венец вселенной» имеют в виду «сознание человека – венец вселенной».
Сознание сильнее всего. Так понятно?
В воздухе, которым мы дышим, появился незнакомый нам прежде элемент с привкусом сознания, культуры. Привкусом силы разума. Пока только привкусом, будем откровенны. Но – появился, не станем закрывать на это глаза.
Знание – сила. Ученье свет, а неученье – тьма. Что это за звоночки? По ком они звонят?
Это сознание принялось «качать права», выражаясь языком силовиков. Сознание недвусмысленно стало на защиту жизни. Против бессознательной силы.
С появлением сознания возникла раздражающая разумных людей необходимость постоянно задавать один и тот же вопрос: с каких позиций вы оцениваете ваши баттлы и дуэли – с позиций сознательного или бессознательного отношения к жизни?
Как вы относитесь к категории будущее человечества – сознательно (ставя познание выше веры) или бессознательно (где «верю – не верю» глупо оппонируют познанию)?
Если ваши баттлы застилают вам свет учения (познания, мышления) – значит, вы слабак. Не так ли?
Культ силы – удел лузеров. Нет?
Силовики – это ископаемые, которые, словно вампиры, пытаются взять реванш у сознания. Восстание ископаемых: чем не антиутопия?
Подумайте, прежде чем бросаться в драку. Чешутся кулаки – почешите в затылке.
Будем справедливы: у слабаков-силовиков в запасе имеется убойный аргумент, оружие возмездия, карающее всех сознательных. У них припасен «сознательный» козырь. А именно: что сегодня является мерой всех вещей?
Мерой всех вещей и ныне, и присно, и во веки веков являются деньги. Деньги! Этот аргумент и козырь – атомная бомба для умников.
Но это еще не все. Если бы ключевым словом были деньги – это было бы еще полбеды. Деньги правят миром. Деньги – всеобщий эквивалент силы. Кто богат – тот и силен. Кто силен – тот и прав. Круг замкнулся. Раунд.
Вопросики?
Нет вопросов, есть пепел сознания.
Но, повторим, и это еще не все. Скрытым ключевым словцом мантры является неприметное «всех». Мерой всех вещей являются деньги. Всех – в том числе сознания, знания и познания.
Всех – значит всего на свете, если кто не понял.
Деньги работают на стороне силовиков не только как инструмент экономики и политики, но и как идеологии, и – секундочку внимания! – философии. Всего. Ибо: всех.
Умники всех времен и народов должны быть в глубоком нокауте. Перед ними неразрешимая, изумительная по каверзности задача, автором которой стал, возможно, сам дьявол.
Внимание – вопрос от князя тьмы: что противопоставить деньгам как мере всех вещей?
Уберешь деньги сегодня – завтра мир рухнет.
Не уберешь – рухнет послезавтра, потому что сила ломает на своем пути все, в том числе породившую ее жизнь.
Раз так умри ты сегодня-завтра – а я послезавтра.
Да здравствует сила!

2

Что делают умники, приверженцы сознания и познания, которые объявлены пеплом, то есть вынесены за скобки жизни?
Они смеются. С позиции силы, само собой.
Что такое? Что за реакция? Что придает им силы?
Все просто: с каких позиций оценивать железобетонное кредо силовиков «мерой всех вещей являются деньги» – с позиций сознательного или бессознательного отношения к жизни?
Если с позиций веры (верю – не верю), то тут спорить не о чем: верить можно в деньги, в черта, в смерть – во что хотите. Верьте на здоровье.
С позиций сознания железобетонная конструкция превращается в пыль легким, почти неуловимым росчерком перышка. Внимание, следим за руками: мерой всех вещей являются  не деньги.
НЕ деньги. То, что за деньги не купишь. Таких вещей много: истина, добро, красота, достоинство, любовь, свобода.
И так далее. В том числе – будущее.
Мерой всех вещей является разум. Ключевое слово здесь – разум. Силовики, суетясь уже много столетий по поводу силы разума, объявили разум интеллектом, и поставили его в подчинение началу бессознательному. Интеллект стал служить вере. Разум же не служит ничему. Он даже истине не служит, ибо является способом (инструментом) ее постижения, а не способом служения.
Если вы не видите разницы, то вы типичный силовик. Глупость вам в помощь. Удачи не ждите. Она в помощь тем, кто силен правотой, но не прав с помощью силы.
Сознание всегда смеется последним. ВСЕГДА!
Теперь вернемся к простому, но мучительному вопросу. Почему силовики, объявившие себя элитой человечества, не верят в будущее? Более того: почему они пугают себя будущим?
Ведь будущее, казалось бы, за ними. Сила на их стороне. Почему же дверь в будущее не открывается с помощью силы? Силенок маловато?
Логика интеллектуально развитых (но не разумных) силовиков проста, хотя и сказочно мудрена. Даже силовики понимают, что мир, вселенная не ограничиваются рамками нашей безграничной и многострадальной планеты. И если ты самый сильный на планете, то это отнюдь не значит, что ты самый сильный в мире. Вселенная пугающе огромна. Сколько на ней планет? Какие там цивилизации? Кто знает…
В этой связи – что будет означать сам факт появления в наших краях пришельцев-инопланетян?
Только одно: факт их прибытия, появления на космическом горизонте смело можно трактовать как нашествие, как акт агрессии. Ибо: они нагло демонстрируют, что более развиты по сравнению с нами, что у них больше ресурс, у них больше силы, нежели у землян. Что у них все больше. Они сумели добраться до нас, а мы до них не дотянулись. Значит, они прилетели (или прибыли каким-то иным способом) покорять нас. Сильный побеждает слабого.
Слабый идет на корм сильному, если так понятнее. Поскольку в обозримом будущем мы не можем никого покорить, значит, велика вероятность, что на корм пойдем именно мы.
Вера в силу оборачивается неверием в собственные силы.
Ставка на силу лишает человечества будущего. Любой контакт с внеземной цивилизацией мы априори объявляем войной. Звездные войны – слышали об этом? Если все отношения свести к силовому противостоянию, следовательно, любой контакт кого угодно с кем угодно – это форма войны.
Культ силы включает в себя установку на подчинение силе, то есть установку не только подчинять, но и подчиняться. Ибо: кто силен – тот и прав. Вот почему готовность к подчинению-поражению (читай: к смерти) является своеобразным выражением достоинства силовиков. Именно поэтому готовность принять мир без будущего оценивается ими как признак силы.
Им даже себя не жалко – станут ли они жалеть других?
Кто не верит в завтра, тот с большим удовольствием пожирает ближнего своего сегодня. После нас хоть пришельцы.
Чего больше всего боятся интеллектуалы, люди, интеллектуально сильные?
Они боятся еще более сильного интеллекта. Они даже искусственного интеллекта боятся – то есть боятся интеллекта как такового. СЕБЯ БОЯТСЯ – называем вещи своими именами. Им невдомек, что интеллект разуму не конкурент. Им не вдолбить, что следующая стадия развития интеллекта – превращение в разум. Интеллект порождает искусственный интеллект, который в свою очередь порождает искусственные страхи. Дай в распоряжение бессознательного отношения искусственный интеллект, и ты получишь глупость в кубе.
Вопрос «как вы относитесь к категории будущее человечества – сознательно или бессознательно?» вовсе не праздный. Умные не спрашивают, они ставят диагноз. Глупость – вот враг человечества номер один. Главный враг, черт побери! Куда страшнее инопланетян! Неужели не ясно, что мы по определению не интересуем внеземной разум в качестве элементарного биологического ресурса, – в качестве кормовой базы, проще говоря?
Если, предположим, ОНИ сумели добраться до нас – зачем им мы как добыча? Чтобы добраться до нас, они должны решить все проблемы с источниками питания во всех смыслах этого слова. Высокоразвитые в информационном отношении существа рано или поздно преодолевают стадию бессмысленной агрессии. Смотреть на иных как на корм – это взгляд с позиции силы. Удел, увы, недоразвитых.
Разумные не воюют; воюют исключительно неразумные, очарованные при этом мощью собственного куцего интеллекта.
Вопрос об отношении к будущему можно (и нужно) поставить в такой плоскости: каковы отношения будущего с деньгами (силой) как фактором прогресса?
Будущее за деньги не купишь. Равно как истину, добро и свободу. Вот почему сильные мира сего в отношении будущего испытывают противную слабость. Если будущее за людьми разумными, то, получается, силовики превратятся – уже превратились! – в лузеров? Последние станут – уже нахально становятся! – первыми? Ах, вы так…
Вырисовывается мрачный, прямо сказать, инфернальный сюжетец: сильные, сделав ставку на силу, оказываются историческими аутсайдерами, и потому мстят всем и вся за свои страхи, оборотную сторону своих амбиций.
Что и говорить, глупость действительно страшная сила. Страшнее атомной войны, которой она только и может стать причиной (не дай бог, конечно). Как с глупостью бороться (ибо глупость понимает только язык силы)?
Надо бороться с желанием воевать. Есть такая долговременная стратегия, которая называется просвещение. Не думаю, что пришло время анонсировать очередной поединок: дескать «воины света одолеют разбойников тьмы»; кому война, а кому диалог. Диа – два в одном. Диалектика – это не война, хотя главный ее закон – единство и борьба противоположностей. По законам физики, химии, философии и самой жизни тьма может стать источником света.
И это вселяет надежду на будущее.
Как видим, все просто: все утопии человечества связаны с надеждой на разум, все антиутопии уповают на мощь глупости. Создайте дефицит разума – и вы гарантированно получите расцвет антиутопий. Как результат – искусственный страх перед будущим. Что, между прочим, означает: человек боится не будущего, он опасается себя, неразумного.
Выбор у человека также прост: либо вы пугаете детей, своих и чужих, будущим, либо создаете условия для того, чтобы ребенок стал личностью, то есть в полном и точном смысле человеком культурным и разумным.
Либо пугать – либо понимать.
Личность – вот мера всех вещей. С позиций личности, человек наслаждается настоящим вовсе не потому, что будущего нет, а именно ради будущего. С позиций личности, встреча с инопланетным разумом – это невероятный подарок судьбы, потенциальный диалог. Ради мира во Вселенной. С позиций личности, самая главная победа глупости – это ее поражение.
Но глупость на то и глупость, чтобы пугать. Стращать. Уничтожать. Самоуничтожаться.
Зачем нас пугают будущим?
Затем, что у глупости будущего нет.
Да здравствует сила?

РАЗУМ VS ИНТЕЛЛЕКТ: ВЕРСИЯ ФИЛОСОФИИ ЛИТЕРАТУРЫ

https://www.youtube.com/watch?v=Lmg5p8xsHgE&feature=youtu.be
РАЗУМ VS ИНТЕЛЛЕКТ: ВЕРСИЯ ФИЛОСОФИИ ЛИТЕРАТУРЫ
1
Если всмотреться в самое ядро художественной литературы, определяющее ее природу, то литература предстанет перед нами как некая информационная субстанция – как тип управления информацией, если быть точным.
Именно так: в основе функционирования литературы лежит информация и, следовательно, принципы ее структурирования.
В связи с этим опорный тезис нашей работы таков: литература (в своих высочайших образцах) является своеобразным модусом противостояния разума (Р) и интеллекта (И).
Почему именно литература и почему непременно противостояния?
Для начала необходимо прояснить, какое отношение Р и И имеют к информации. Мы будем говорить о Р и И как о категориях информационных, представляющих человека как существо информационное. Говорить о человеке – значит, говорить об информации и о типах управления информацией.
Не вдаваясь в подробности, укажем на очевидное и, как представляется, относительно бесспорное в таком темном деле, каким является взаимодействие сферы чувственной (бессознательного) и сферы рациональной (сознательного). При этом мы не станем затрагивать такие узкоспециальные темы, как, например, карты нейронных связей в человеческом мозге, биологические механизмы формирования эмоций, удержания информации, обработки памяти и иные вопросы, так или иначе связанные с функционированием информации. Нас будет интересовать не мозг человека, а вопросы гносеологического порядка, проблемы, касающиеся содержательного аспекта информации – мы сосредоточимся на философии информации, а не на механизмах, обеспечивающих пребывание человека в «информационном пространстве».
Итак, касаясь темы человек и информация, мы вынуждены констатировать, что человек обладает телом, психикой (душой), сознанием (прежде всего такими его разновидностями, как Р и И). Психосоматическое начало в человеке – это натура; начало сознательное, которое также смыкается с психикой в ее вершинных проявлениях, – это уже измерение культуры.
Однако мало сказать, что человек обладает названными информационными измерениями; он представляет собой насквозь противоречивое, если так можно выразиться, средоточие информационных пластов: психика способна воспринимать как сигналы (сообщения) тела, так и сигналы сознания (природное и культурное в информационной цепочке могут меняться местами); в результате человек становится одновременно и закрытой, и открытой информационной системой. Это замечено давно и выражено в простой и емкой формуле: mens sana in corpore sano. В здоровом теле здоровый дух: телесная, эмоциональная и  рациональная сферы работают не в автономном режиме, а в режиме плотной взаимосвязи, в режиме системы.
Вот это положение является главным. Мы можем спорить о функциях сознания или психики, выделять высший и низший тип нервной деятельности, спорить о том, где заканчиваются функции психики и начинается деятельность сознания, по-разному трактовать сам феномен когнитивной психологии или соматической психологии и т.д. Вместе с тем наши далеко не полные знания о принципах функционирования человека как информационной системы не ставят под сомнение сам факт того, что, имея дело с человеком, мы имеем дело именно с информационной системой, которая стремится к своему информационному пределу – к целостности.
В данном контексте Р и И интересуют нас не как разновидности (типы) сознания, а как типы сознания, которые становятся типами управления информацией. Р и И становятся центрами разных информационных комплексов.
На этом стоит остановиться подробнее. Типы отношения к миру человека зависят от соотношения познавательного (сознательного, рационального) и приспособительного (чувственного, иррационального) начал. Преобладание начала познавательного (вижу то, что хочу видеть, а не то, что есть) ведет к появлению человека познающего, собственно, человека разумного, во главу угла своей жизнедеятельности ставящего отношение познания (и только после этого, и только в связи с познанием учитывающего потребности характера психологического). Преобладание начала приспособительного (вижу то, что хочу видеть, а не то, что есть) меняет информационную картину мира: приспособление как акт идеологический становится актуальнее отношения познания, вера – важнее знания (познания), душа – приоритетнее сознания.
Начало познавательное реализует себя с помощью абстрактно-логических понятий, которые психика (начало чувственное) воспринимать не способна. Начало приспособительное функционирует на базе таких носителей информации, как образы, которые воспринимаются психикой, но не распознаются сознанием.
Важно подчеркнуть: мы говорим не просто о разных типах отношения к миру, мы говорим о разных версиях человека как существа информационного. В основе всех человеческих проблем человека лежит вот этот принципиальный пункт: душа (psyhe) становится информационным эпицентром мира – или сознание (инстанция, противоположная душе)?
Понятно, что в представленных нами тезисах присутствует момент упрощения информационной картины; однако присутствует также и момент внесения порядка в сферу чрезвычайно запутанную, в сферу «человек – информация – отношения», где человек представлен как субъект и объект информационного взаимодействия.
Теперь настал черед рабочих определений. Начнем с информации. 
В гуманитарном смысле информацией мы будем считать любое «сообщение», поступившее в психику из внешнего мира. Психика воспринимает информацию и, далее, адресует ее сознанию.
Вот с такой информацией, воспринятой соответствующими «человеческими» системами восприятия, обработки и хранения, и работает культура.
Отсюда следует: нет психики – нет информации, нет сознания – нет информации. Вне психики и сознания любые сигналы или «сообщения» информацией не являются. Кроме того, работа с информацией предполагает «по умолчанию» учет такого фактора, как тип управления информацией. Информация и ее интерпретация не просто «идут рука об руку», но представляют собой разные аспекты единого целого – информационного поля.
В этой связи определение интеллекта (И)  и разума (Р) должно учитывать следующие позиции.

  1. И уже не психика, но еще не разум.

  2. И, конечно, нельзя отрывать от психики, но еще грубее отождествлять его с психикой.  И может продлять и усиливать функции психики (функции приспособления человека к миру в ущерб отношению познания) – но именно потому, что И уже отделен от психики.

  3. И работает с понятиями, а психика нет. И в сотворении информационной картины мира отведена особая, отличная от психики, функция.

  4. И нельзя отрывать от разума (Р), но еще грубее отождествлять его с Р. Несмотря на то, что и Р, и И работают с понятиями и системами понятий их функции в работе человека с информацией существенно различаются. Р отвечает, если так можно сказать, за целостное восприятие мира, за связь «всего со всем»; И – за линейное, фрагментарное, одномерное «постижение мира» (так сказать, за логику).

  5. И отведена маргинальная роль – быть слугой двух господ: Р и психики. Это определяет амбивалентную сущность интеллекта: с одной стороны, он может «сливаться» с психикой, образуя с ней целостный альянс; с другой – он, несомненно, по природе своей ближе к разуму, он и есть, собственно, разум, только в своем зародышевом состоянии.


Интеллект – это способность управлять информацией, которая ограничена системным характером своей структуры. Предел информационных возможностей интеллекта – распознавать системы систем. Структурный признак системы – соотношение части и целого, при этом целое состоит из частей, замена которых не ведет к утрате идентичности целого (здесь интеллект выступает как инструмент диалектической логики).
Однако системы систем способны складываться в качественно новое информационное образование – в целостность, которую легче ощутить, нежели аналитически ее воспроизвести. Структурный принцип целостности: каждый момент целого промаркирован свойствами целого, состоящего из моментов целого (например, океан состоит из капель, каждая из которых репрезентирует свойства океана), и утрата момента сказывается на свойствах целостности. Целостность или системность также даются нам в ощущениях. Так приспособительный ресурс психики начинает работать как потенциал познавательный. Когнитивные чувства (разумные эмоции, то есть эмоции, производные от деятельности разума) – это продукт и эмоциональное сопровождение разумной деятельности человека.
Интеллектуальные эмоции, также способные мобилизовать человека на решение задач любой сложности, весьма схожи по эффекту с эмоциями разумными; однако если вторые действительно направляют потенциал человека в русло познания (что делает человека адекватным реальности), то первые часто возникают по поводу того, что желаемое принимается за реальное. Иллюзия часто становится для человека реальным стимулом.
Путь познания противоречив, иногда он осуществляется в форме приспособления. Иногда от интеллекта до разума – один шаг, иногда – пропасть. Вот эта предрасположенность человека к информационной гибкости, лабильности, амбивалентности и помогает ему, и мешает. Чтобы извлечь больше пользы из такого положения вещей, лучше сочетать гибкость с принципиальностью – лучше разделять интеллект и разум по функциям, в том числе по культурным функциям. Если разграничивать цивилизацию и культуру как типы управления информацией, то следует признать, что в основе цивилизации лежит интеллект, в основе культуры – разум.
Таким образом, разум – это способность управлять информацией, которая выходит на уровень целостности, где проявляется связь всего со всем. Если мир целостен, един, то это единство должно проявляться в плане информационном – и прежде всего в информационном. Например, информационная структура таких нравственных отношений, как любовь, свобода, стремление к истине («нравственный закон внутри нас», по Канту) должна быть однородна со структурой вещества, из которого состоит вселенная («звездное небо над головой», по Канту). Это в большей мере предположение, нежели констатация научно зафиксированного факта; тем не менее целостность должна включать человеческое измерение в «нечеловеческое». Физика и математика в своих высших измерениях должны как-то пересекаться с высшими культурными ценностями. Не станем лукавить, это «всего лишь» ощущение, когнитивная эмоция, которые – а вот тут внимание! – в один прекрасный момент могут трансформироваться в научную интуицию. Философия находит свое подтверждение в физике, а физика – в философии: это утверждение сложнее опровергнуть, нежели подтвердить.
Разум в этой связи можно определить как особого рода интеллект, считающийся с логикой бессознательного, обогащающийся такой логикой, которая меняет качества исследуемого объекта с системного на целостный; все это превращает разум в инструмент тотальной диалектики, в инструмент моделирования идеального смысла, который принято называть истиной. Именно связь всего со всем порождает тотальную диалектику как научный способ постижения целостности; с другой стороны, «все» становится объектом исследования, благодаря тотальной диалектике. «Теория всего» – это феномен, рожденный тотальной диалектикой.
Итак, информационная система человека – это космический продукт, не только «гуманитарный». Именно поэтому определение «человек есть существо информационное» представляется гораздо более содержательным, многоплановым по сравнению с теми определениями, которые детерминируют природу человека путем выделения либо природной, либо социальной, либо духовной доминанты (например: человек – существо биосоциальное).
ПОДРОБНЕЕ СМ. https://www.youtube.com/watch?v=Lmg5p8xsHgE&feature=youtu.be

Гомер и Пушкин как ключевые фигуры мирового литературного процесса

  https://www.youtube.com/watch?v=RTXxGQV7SiA&feature=youtu.be


ГОМЕР И ПУШКИН КАК КЛЮЧЕВЫЕ ФИГУРЫ МИРОВОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА

Исследуется феномен литературы как тип управления информацией – не просто как вид искусства, но и как род человеческой деятельности. В этой связи Гомер и А.С. Пушкин (главным образом как автор романа в стихах «Евгений Онегин») рассматриваются как ключевые фигуры мирового литературного процесса. Гомер открыл возможности литературы, Пушкин – реализовал их в максимальной степени, показав границы возможного в границах художественного дискурса. Показано, как Пушкин относился к указанной проблеме (анализ этого отношения ограничен текстом «Евгения Онегина»).
1
Давайте попытаемся ответить на вопрос, чего достигла литература не просто как вид искусства, но и как род человеческой деятельности.
В общественном сознании за литературой, под которой традиционно понимаются «стихи и проза» (лирика и эпос), закреплена делянка, где «окучивается» сфера чувств. Читать литературу – значит, плакать, смеяться, ненавидеть. Сопереживать. Разделять чувства персонажей, направляемых волей и чувствами автора.
Литература заканчивается там, где понимание начинает диктовать эмоциям свои правила игры. С этого момента начинается философия – то есть заканчиваются слезы, смех и ненависть. Сопереживание уступает место пониманию. Один дискурс, литературный, фатально не переходит в другой, философский, – потому что по природе своей не может перейти.
Или переживание (сопереживание) – или понимание (как результат мыслительной деятельности): таково традиционное разделение гуманитарных специализаций.
При этом никто не отрицает, что в образах литературы содержится мысль (для непосвященных непонятно, как, но содержится). В результате сопереживания наступает некоторое прояснение мысли. Здесь есть связь. Однако мера понимания всегда была величиной произвольной, факультативной. От литературы не требовалось научной строгости и ответственности. Художник не обязан был подчиняться каким-то там законам; он сам себе закон, а потому, если угодно, закон художника – произвол. Более того, художник не просто имел право на ошибку – он не имел права на истину (состоящую, скорее всего, из блоков законов). От него это не требовалось.
Единственное, что от него требовалось – быть рупором, выражая чувства современников. Чтобы они потом сопереживали героям времени. Хороший художник – немыслящий художник. Не творческое это дело – растекаться мыслью по древу. Обливаться слезами – другое дело.
Наука – это законы. Объективно отражающие объективную реальность. Литература, в идеале, имеет дело с «законами звезды» и «формулами цветка», да и то «открытыми во сне». Литература – это беззаконие (с точки зрения отношения познания), возведенное в ранг закона.
Больше беззакония (субъективности) – больше литературы; больше объективности – меньше литературы. Понимание, с точки зрения литературы, все портит.
В результате как род человеческой деятельности литература не претендовала на отношение познания (вижу то, что есть); пределом ее мечтаний был культ отношения приспособления (вижу не то, что есть, а то, что хочу видеть).
Иными словами, сфера сознания традиционно была выведена из сферы царствования искусства. Легион литературоведов, обслуживающий потребности литераторов, мог пытаться перевести художественные творения, итог смутных откровений и туманных прозрений, на презренный язык науки; художники же отважно делали ставку на интуицию, на бессознательное.
При этом нередко бессознательному приписывали некие сакральные функции: непонятно почему, оно оказывалось умнее сознания. Художник всегда оставлял в дураках исследователя.
Однако проблема соотношения сознательного и бессознательного парадоксальным образом не становилась предметом искусства; предметом мог быть триумф бессознательного (и, соответственно, посрамление сознания), но исследование соотношения как некоего закона табуировалось, ибо рассматривалось как сфера влияния иной епархии, сиречь науки.
Таким образом, литература не переходила в науку и наоборот. Это считалось естественным. Скрещение ежа с ужом, науки и литературы, почиталось неестественным.
Вполне понятно, что главными функциями литературы со временем стали функции идеологические. Степень эффективности литературы рассматривалась сквозь призму потенциала суггестивности. Литература заставляла читателя не просто «обрыдаться», но прослезиться в нужном направлении. Литература ненавязчиво указывала, что есть истина, а уж читатель оплакивал ее по полной программе. Литература тянулась к массам, массы тянулись к литературе. Общественная роль литературы, пусть и на краткий исторический отрезок времени, резко возросла.
Так было до той поры, пока на авансцене истории не появилась личность, а появилась она тогда, когда вслед за романом в стихах Пушкина «Евгений Онегин» появилась плеяда лишних героев.
С романа в стихах все и началось.
2
Что такое роман в стихах?
Забегая вперед, скажем главное: это сознательно принятый культурный вызов. Совместить «стихи и прозу, лед и пламень» – значит совместить несовместимое: дискурс лирический, который специализируется на мироощущении, и дискурс эпический, специализация которого – мировоззрение.
Более того: речь идет о совмещении психики и сознания.
Более того: о совмещении двух типов управления информацией.
Но это против законов литературы. Это нонсенс. Зачем, спрашивается, совмещать указанные стихии? По определению – «лед и пламень»? С какой целью?
А затем совмещать, что так называемый «внутренний мир» человека буквально соткан из противоречий, возникающих при взаимодействии психики и сознания. Больше у человека «за душой», собственно, ничего и нет. Совмещение дает новое – иное! – качество человека, имя которому (качеству) личность. Правда, все это возможно при одном непременном условии: человек должен стать мыслящим. Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей немыслящих. При этом все мыслящие рождаются из немыслящих.
Беда только в том, что человек мыслящий никогда не перестанет быть немыслящим. Он совмещает в себе два противоположных начала. Две несовместимые стихии: чувство и мысль (которые в зависимости от контекста называются по-разному: психика и сознание, натура и культура, индивид и личность, стихи и роман).
Можно назвать это проклятьем человека. Можно – его культурным крестом. Суть от этого не меняется: человек несет в себе непримиримые начала. «Так нас природа сотворила, к противуречию склонна».
Но дело здесь не в противоречии как таковом; дело в том, что именно противоречие является источником развития, гарантией прогрессивного движения. Двигаться вперед, прогрессировать, совершенствоваться «по-человечески» – значит совершенствовать отношение познания, к которому «подтягивается» затем и отношение приспособления. Проще говоря, совершенствоваться, значит умнеть. Становиться все более и более разумным. Кстати говоря,  этапными произведениями в истории мировой литературы становились такие опусы, где степень когнитивности эмоций была на порядок выше предыдущих образцов. Удивить мир в литературном отношении – означало перейти на качественно новый уровень мышления.
Справедливости ради, укажем на еще один фактор, делающий произведение этапным: речь идет о виртуозном владении словом, словесной техникой, стилем. Чувственно воспринимаемой формой, которая, ощутив свою литературную власть, стремилась сбросить с себя «вериги содержательности». Стиль, стремящийся к отрыву от содержания, также следует признать движущей силой литературы (не в решающей степени, но тем не менее). Красивый миф о чистой красоте всегда тянулся шлейфом за литературой.
Иногда эти факторы, «содержание и форма», сливались в один; иногда демонстративно размежевывались. Но приоритет в поступательном движении литературы мы должны отдать мысли перед чувством.
«Роман в стихах» как информационный синтез – это информационная модель личностного мира человека. Это не каприз гения (а дай-ка я что-нибудь этакое совмещу невиданное, удивлю мир), как могло бы показаться; это, повторим, сознательно принятый культурный вызов.
Только «романом в стихах», по существу, и можно «вылепить», оконтурить неуловимый процесс, название которому движение от человека к личности (то есть от немыслящего – к мыслящему). Берясь за роман в стихах, творец прикасается к веществу личности.
Роман в стихах – это универсальное средство (не жанровое, подчеркнем, а – информационное), с помощью которого личность может сотворить личность и донести свое творение до личности.
Личность стала главным фактором развития литературы. Какова была личность Гомера? Это неважно, это неактуально, ибо феномена личности тогда в принципе не существовало.
А вот личность Пушкина – вопрос не праздный, но первостепенный (хотя пока еще в науке не достаточно актуальный, к сожалению). Пушкин писал не чернилами, не словами и не эмоциями; его пером водила личность. В литературу пришла и утвердилась личность. В культуре наступила эпоха персоноцентризма (хотя это не осознано до сих пор; что ж, большое видится на расстояньи; поживем – увидим).
После Пушкина стало понятно, что все великие (или просто настоящие) романы – это непременно романы в стихах, даже если стихи принимали форму прозы.  После Пушкина литература в полной мере стала способом духовного производства человека.
Гомер ведь тоже сотворил свой эпос в стихах. Только категории личность во времена Гомера еще не было. А когда существование личности (которая упорно и парадоксально принимала модус социально лишнего) встала в повестку дня, оказалось, что личность под силу изобразить только роману в стихах.
То, что начал Гомер, завершил Пушкин: у человечества в руках оказалась литература – уникальный информационный инструмент, с помощью которого человек мог заглянуть в себя. Назад, в будущее. Вперед, в прошлое. Куда угодно в пределах человеческого космоса.
Ибо: появилась личность как перспектива развития человека. Как точка отсчета. Наступил пушкинский этап в развитии литературы.
Два типа управления информацией как предмет искусства: до Пушкина такое невозможно было себе представить. Наука и искусство не просто совместились в романе в стихах, а совместились таким образом, что никто даже не заметил ни шва, ни зазора! В романе в стихах увидели то, что способны были разглядеть в литературе в принципе: энциклопедию русской жизни, русскую душу, отношение к западничеству, влияние западничества и т.д. «Философские рассуждения» также никого не смутили и не насторожили, хотя отношения «писатель – философ» в романе изменены радикально. Писатель как философ и философ как писатель: проблема была снята самым смелым и, чего греха таить, невероятным способом: философская одаренность стала предпосылкой писательской одаренности. Философ на посылках у писателя, при этом первый не унижен, а второй возвышен: такого в мировой культуре еще не было.
Когнитивность как ценностное качество эмоций: как вам такая постановка вопроса? Кто жил и мыслил, только тот способен уважать человека.
«Писатель и философ объединяются в одном лице» – это уже было, и это в лучшем случае Достоевский или Лев Толстой (а ведь это вершины художественного развития человечества!) Слишком много заблуждений, и все они – на уровне философии, которая традиционно была и остается самым слабым местом писателей (художников).
Речь идет о другом: о слиянии противоположных свойств сознания в качественно новое информационное «поле» или образование. Писатель становится не просто носителем когнитивных эмоций; он бессознательно (субъективно, если угодно) следует вполне осознанно освоенным и усвоенным законам, объективно отражающим сущность. Здесь уместно говорить о том, что у философа открывается художественный дар или у писателя – философский. В «Евгении Онегине», гносеологическом романе в стихах (обратим внимание: последовательно соединяются противоречащие друг другу стихии: лирическая с эпической, женская с мужской, роман с философией человека,), начало познавательное существует в виде философских отступлений-импровизаций или в виде философской афористики в стихах. В количественном отношении философии немного, однако в качественном отношении она пронизывает весь роман, сообщая ему буквально научно выверенные подходы  к проблеме духовности homo sapiens`а. Человек, будучи существом информационным, обречен эволюционировать к параметрике личности; борьба души и ума, психики сознания, натуры и культуры – вот универсальная тема, обнаруженная и разработанная Пушкиным, – тема, ставшая стержнем современного романа, к которой великий жанр шел долгие столетия своего развития.
Если угодно, эта тема и делает синтетический роман познания современным, гносеологическим. Все остальное просто несовременно с позиций культуры. Архаично, как говаривали в старые добрые времена, когда и романа-то еще не было и в помине.
ПОДРОБНЕЕ СМ.
https://www.youtube.com/watch?v=RTXxGQV7SiA&feature=youtu.be
 

зачем нужны люди?

ЗАЧЕМ НУЖНЫ ЛЮДИ?
На этот вопрос можно дать множество ответов.
Но проблема не в том, кому какой ответ понравится больше; проблема в том, с каких позиций задается сакраментальный вопрос. Иначе говоря, ответ является проблемой выбора.
Без разъяснения собственной позиции задавать простой вопрос особого смысла не имеет; в одном случае ответ может быть глубоким (хотя, не исключено, ошибочным), в другом – поверхностным (хотя, возможно, весьма аргументированным и эрудированным). Глубина содержится не в самом вопросе, а в ответе на него.
Итак, зачем нужны люди?
Ключевым словом в вопросе, с нашей точки зрения, является «люди». Что такое человек? Какова его природа? Вот в чем вопрос. Скажи мне, кем ты являешься, и я скажу, зачем нужны люди.
Проблема предназначения оказывается лишь одной из сторон философии человека.

ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕК?

Известно, что человек является существом биологическим, социальным, идеологическим и т.д. Если характеризовать природу человека одним словом, можно сказать, что мы – существа информационные. (Под информацией, воспринимаемой человеком, мы будем понимать любое «сообщение», поступившее в психику из внешнего мира. Психика воспринимает информацию и, далее, адресует ее сознанию. Вне психики и сознания понятий «информация», «управление информацией» для человека не существует, поскольку оно никак не материализуется.)
Что бы мы ни говорили о человеке и о его достижениях в любых сферах жизни (в области научного познания или просто эмоционального существования), мы в принципе не можем обойтись без двух ключевых понятий: 1) информация и 2) управление информацией.
Наше освоение мира – это наше умение получать информацию и управлять ею.
На сегодняшний день мы с большой долей уверенности можем утверждать, что человечество обладает двумя типами управления информацией: психическим и сознательным. Чем руководствуется человек, когда принимает решения: эмоциями или рассудком?
Это принципиально важно для понимания природы информационной картины мира и, следовательно, для понимания предназначения человека.
«Человек эмоциональный» (назовем его индивид) выстраивает свои отношения с миром бессознательно (при этом рациональное начало, опирающееся на интеллект, может внешне доминировать). Факт и степень участия интеллекта в процессе освоения мира не делает человека существом сознательным (разумным).
«Человек разумный» (назовем его личность) начинается там, где возникает сознательное, разумное управление информацией, имеющей отношение, прежде всего, к человеческому измерению (к психике и сознанию). С точки зрения информационной, личность понимается как тип управления информацией, где приоритет в выстраивании информационной картины мира отдается сознанию.
Мы говорим не о психике и сознании – а о двух типах управления информацией, противоречиво функционирующих на базе психики и сознания. Эффективность человека как существа информационного заключается в эффективном управлении двумя типами информации, которые дополняют и обогащают друг друга.
А теперь с учетом всех сложностей природы человека, собирающегося познавать собственную природу, сформулируем вопрос: с какой «человеческой точки зрения» мы смотрим на себя и на мир: с позиций индивида или личности?
В соответствии с выявлением личностных возможностей человека и выстраивается картина мира. Скажи мне, насколько человек разумен (то есть в какой степени он является личностью) – и я скажу, зачем ему необходимы люди. С нашей точки зрения, ответственное отношение к людям начинается с разумного отношения к себе – с культивирования в себе личности.
Таким образом, наша картина мира, которая определяет наше отношение к проблеме человека, персоноцентрична (не индивидоцентрична, что принципиально). Она опирается на разум (не на интеллект, что принципиально, ибо интеллект часто выступает как инструмент реализации бессознательного отношения).
Феномен персоноцентризма в интересующем нас аспекте рассмотрен здесь: http://elib.bsu.by/handle/123456789/134139

ПЕРВЫЙ КЛЮЧЕВОЙ ТЕЗИС: Эффективность человека как существа информационного заключается в эффективном управлении двумя типами информации, психическом и сознательном, которые дополняют и обогащают друг друга. При этом сознательный тип управления информацией способен превратить индивид в личность.
Наша картина мира, определяющая наше отношение к человеку, персоноцентрична.

В ЧЕМ СМЫСЛ ВОПРОСА «ЗАЧЕМ НУЖНЫ ЛЮДИ»?

В ответе на вопрос «индивид управляет личностью или личность – индивидом?» содержатся ключевые параметры концепции, которая скрыто присутствует в наивном вопросике, простодушно вынесенном в заглавие нашей работы.
Нам представляется, увы, очевидным, что субъектом нашей цивилизации является индивид (не личность). С позиций индивида задавать вопрос «зачем нужны люди» – бессмысленно. Почему?
Дело в том, что с позиций психического типа управления информацией главной задачей человека становится не познание законов универсума, а эффективное приспособление к факту непознаваемости тайн вселенной. Индивид, увы, не боится гносеологической опасности, которая таится в экзистенциальных вопросах. Он, словно ребенок, живет в раз и навсегда данном «вечном» измерении и нисколько не заботится о собственной функции в мироздании: это не его проблема. Зачем нужны люди? Этот умный вопросик, с точки зрения индивида, является по определению глупым и никчемным. И не только потому, что таким образом человек-индивид бессознательно защищается от смыслов – говоря языком современных реалий, зачищает ментальное пространство от проникновения разрушительных вирусов-смыслов.
В ценностной парадигме цивилизации мерой всех вещей является не человек, а деньги – иными словами, силовая регуляция (не нравственно-философская) в качестве универсальной определяет все остальные функции человека. Деньги символизируют силу. В такой – «дарвинистской» – картине мира (теоцентрическая картина мира, заметим, также чтит культ силы, что в известном смысле сближает ее с «дарвинистской»), где сила всегда солому ломает, на вопрос «зачем нужен человек» существует один-единственный ответ (что логично, с позиции силы): человек нужен затем, чтобы побеждать. Чтобы как-то соответствовать главному принципу мироздания.
Побеждать – значит, побеждать обстоятельства (то есть приспосабливаться к диктату обстоятельств).
Побеждать – значит приспосабливаться, но не познавать. Вот что главное. И к своей собственной природе человек приспосабливается (отвергая познание как «блажь», как инструмент проигравших в борьбе за выживание аутсайдеров). Зачем нужны люди?
А зачем нужны львы, антилопы и прочии твари? Зачем нужна фауна?
Это вопрос не к фауне. Не к человеку-победителю. Не к чемпиону.
Полагаем, что сам факт актуализации вопроса свидетельствует о том, что индивид незаметно для себя (бессознательно) старается переадресовать его личности. Провокационная реплика «зачем нужны люди?» превращается в вопрос с глобальным подтекстом только для сознания, которое мерой всех вещей делает личность – для сознания, которое ориентировано на познание.
В чем смысл скрытого послания индивида – личности?
В том, что даже до индивида стало доходить (индивид все больше и больше допускает возможность познавательного отношения к миру): настало время сменить тип управления информацией в делах человеческих с бессознательного на разумный. Именно этот эпохальный переход является точкой бифуркации.
Что означает факт переадресации вопроса из «епархии психики» в «храм науки» (вотчину сознания)?
Он означает фактическое признание капитуляции психического типа управления информацией. Наступает время ответственности человека перед мирозданием. И индивид по праву сильного назначает личность ответственной за вопросы выживания – лукаво оставляя за собой функции управления социально-экономической и политической реальностью. На вопрос «зачем нужны люди» пусть отвечает личность, если она такая разумная. А на вопросы «кто на свете всех сильнее», «чьи в лесу шишки» и «чья экономика эффективнее» традиционно будет отвечать индивид. Группа индивидов. Элита.
Ответственность за судьбу человека переложим на личность, а судьбу экономики, которая определяет судьбу людей, традиционно оставим в ведении элиты индивидов: они как опытные капитаны будут приспосабливаться к экономическим штормам, геополитическим бурям и экзистенциальным рифам.
Авось выживем. Не привыкать.
Скрытый смысл скрытого послания индивида личности заключается в том, что информационные ресурсы индивида не соответствуют вызовам времени, а порулить еще ох, как хочется.
На авансцену истории выдвигается личность.

ВТОРОЙ КЛЮЧЕВОЙ ТЕЗИС: настало время сменить тип управления информацией в делах человеческих с бессознательного на разумный.

ЗАЧЕМ НУЖНЫ ЛЮДИ: ОТВЕТ ЛИЧНОСТИ – ИНДИВИДУ

В свете сказанного становится понятно, что одним из главных информационных ресурсов человека, если не самым главным, является его личностное измерение. Уже не экономика. Не деньги (хотя, с точки зрения индивида, только экономика, исключительно деньги и ничего кроме денег и экономики).
Следует не противопоставлять индивид – личности, а осознавать их как единство противоречий (два в одном). Следует не противопоставлять познание приспособлению, а осознавать их разные аспекты целостного отношения.
Познавательное отношение начинается с интереса к себе, продолжается как интерес к миру окружающему, чтобы вновь замкнуть все интересы на себе, человеке, существе информационном. Хочешь познать все – познай себя.
Что бы мы ни познавали – мы познаем себя. Мы, люди, являемся и субъектом, и объектом познания. Сознание сегодня стоит перед относительной неразрешимостью глобальной научной проблемы (фактический статус проблемы – трудноразрешимая, что означает: принципиально разрешимая): доступными человеку научными средствами исследовать материю как информационную структуру.
Предмет исследования – информационная структура объекта, в качестве разновидностей которого могут выступать пространство в непременной связке со временем, личность, «Евгений Онегин», любовь, свобода, добро, зло, сама истина, наконец. Информационная структура перечисленных и родственных им феноменов (высших культурных ценностей) подчиняется одним и тем же законам. Мы, люди, с универсумом «одной крови», одной природы.
И поскольку именно человек-личность «по прихоти универсума» (то есть в соответствии с законами сохранения и превращения информации) стал носителем сознания и разума (стал «венцом творения», в поэтической версии), постольку именно на него возлагается ответственность за сохранение самого феномена жизни.
Сегодня жизнь может быть сохранена только как разумная жизнь (в противном случае шансы выжить – чисто теоретические).
Познание в этой связи следует рассматривать не просто как информационную возможность, альтернативную приспособлению, а как эффективный инструмент защиты и сохранения жизни.
А зачем, собственно, необходимо сохранять жизнь? Что наша жизнь?
Жизнь, с точки зрения расклада информационного потенциала, можно рассматривать как реализацию высочайших информационных возможностей, заложенных в природе. Если воспринимать феномен жизни не только в психоэмоциональном спектре, но и с позиций разума, то следует признать: жизнь человека-личности есть высшая форма развития материи. Веры и идеологии не столько защищают жизнь, сколько являются убедительным свидетельством проявления, торжества жизни. Психика – плохой защитник жизни, ибо она есть сама жизнь в ее самых ярких красках, которая нуждается в защите.
Мы не знаем, что есть истина; но мы точно знаем, что феномен жизни есть самое впечатляющее проявление истины. Для человека сегодня истина – это жизнь. Лишать человечество жизни, лишать перспектив разумного существования – не только неразумно, но и преступно, с точки зрения разума.
Зачем нужны люди?
Затем, что они являются носителями жизни – высшей формы существования материи.
Мы не утверждаем, что это полный или, хуже того, окончательный ответ на философские вызовы. Но мы утверждаем, что защита жизни – достаточное основание для того, чтобы люди, род людской, человечество увидели в нем свое предназначение.
С точки зрения индивида(ов) жизнь, не имеющая разумного измерения, не имеет и разумной цены. Итог неразумной жизни – смерть. Естественное угасание. Феномен жизни укладывается в простенькую логическую цепочку, которую при желании можно сомкнуть в круг, символ пустоты.
С точки зрения личности, жизнь, зародившаяся в примитивной форме и нашедшая продолжение в формах разумных, имеет измерение и биологическое, и психо-идеологическое, и сознательно-разумное. Одним словом – информационное. Итог такой жизни спрессован в культурном императиве: продлевать жизнь всеми доступными способами. Во имя жизни на Земле: это достойная культурная формула.
В качестве главного врага разумной жизни сегодня выступает человек-индивид, потенциальный носитель разума. Неразумно личности воевать с индивидом, несмотря на то, что для индивида война – это именно мать-родна, это способ существования. Война – это и есть диалог, вообще – способ коммуникации. Кто силен, тот и прав: вот цель и смысл диалога (следующая фаза которого – поединок роковой). Жизнь при таком отношении к жизни становится факультативным признаком всего сущего: возможно, уцелеем, а возможно – все пойдет прахом. Как карта ляжет. Война план покажет, война и итог покажет. Если не умрем – будем жить; а если жить не суждено…
Что ж, скажите так, что роща золотая отговорила милым языком. Finita la comedia.
Поскольку абсолютной ценности жизнь не имеет, то и абсолютное сожаление (трагедия, катастрофа, апокалипсис!!!) также неуместно. Индивид (группа индивидов, сбившаяся в стаю-элиту: количество не меняет качество информационного отношения) в проблеме жизни не видит проблемы.
Зачем нужны люди?
Чтобы воевать. Побеждать. Повелевать над себе подобными. Властвовать. Зачем вообще задавать такой вопрос? Какой в нем смысл? С точки зрения индивида, это и не вопрос вовсе – это пустой звук, отчего-то раздражающий «желудок в панаме», который с упорством, достойным лучшего применения, не желает превращаться в мыслящее существо.
По ком звонит колокол?
Известно, по ком. Зачем спрашивать?
Так зачем нужны люди?
Низачем, черт побери. Строго говоря, они не нужны. Несмотря на то, что люди есть, цели в существовании людей – нет. Смысла в их бессмысленном существовании – также нет. Жизнь как стихийный процесс просто не может осознаваться в качестве цели. Вне координат, которые пафосно (и по делу!) именуются «высшими культурными ценностями», сам феномен жизни если не утрачивает ценностную маркировку, то ставит ее под сомнение.
Жизнь как сомнительная ценность, а люди как расходный материал: вот негласные девизы цивилизации, которые на деле способствуют культу индивида.
Следовательно, индивидоцентризм не может быть осужден как бесчеловечное отношение к жизни, в нем отсутствует состав преступления. Покушение на жизнь, если она не является высшей ценностью, становится делом житейским. Естественным. Там, где сила утверждает себя, – там щепки летят. Много щепок. Целый лес щепок. Товарища Сталина с его культом силы мы резко осудим, конечно (слишком много культа и слишком много силы: цивилизация не любит, когда ее доминирующие признаки демонстрируются слишком явно), а вот щепки – дело другое.
Щепки они и есть щепки. Сырье истории. Тут бросишь бревно в товарища Сталина, а угодишь…
В общем, щепки – это святое.
Уместно задать следующий вопрос: отчего главные заповеди цивилизации негласны, а то, что декларируется гласно, грубо, зримо – то, отчего-то, всего лишь призвано вуалировать главное?
Ответ очевиден: пусть люди думают, что они зачем-то нужны. Так легче ими управлять. Подобную идеологическую тактику хочется назвать хитростью силы, то есть удвоением силы. Ложь – всегда была самым эффективным инструментом и резервом силы. 
С точки зрения разума, силовая регуляция, война всех со всеми – это пройденный этап, несмотря на то, что это актуальная действительность. Результат пройденного этапа – мощная, величественная, могучая, великолепная, но одновременно дьявольски хрупкая цивилизация. Она вышла из праха, покоится на прахе и ее перспективы – прах.
Альтернатива – смена типа управления информацией. Цивилизация как тип управления информацией трансформируется в культуру (также тип управления информацией); субъектом культуры станет личность; мерой всех вещей будет объявлена личность же; индивид станет базисом личности, ее, так сказать, первой ступенью; люди обретут разумную цель; у жизни появится перспектива.
Всех вопросов сегодня не решить. Да этого и не требуется. Необходимо решить самый насущный вопрос: как дать людям то, что они заслужили, сами для себя сотворили (ибо выход на авансцену мировой истории личности – дело социума, народа, людей, всех живших и живущих поколений) и чего они безусловно достойны? Как осуществить смену типов управления информацией?
Как?
Вот в чем вопрос вопросов.

ТРЕТИЙ КЛЮЧЕВОЙ ТЕЗИС: вопрос как сменить тип управления информацией пора вносить в повестку дня.

КАК СМЕНИТЬ ТИП УПРАВЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИЕЙ?

Разные типы организации общества по-разному предрасположены (в силу своей информационной структуры) к возможностям социального прогресса, они по-разному восприимчивы к самой идее прогресса.
По большому счету человеческая история позволяет говорить о двух типах социальной структуры: преимущественно социально ориентированный вариант (в максимальной степени учитывающий интересы широких слоев народа) и ориентированный сословно (узкосоциально). Вопрос представленности интересов и потребностей народа во власти является ключевым (формы правления в данном случае не принципиальны).
Сословия – это элиты (традиционные, новые или новейшие – неважно, хотя бы потому неважно, что новейшие на деле сращены с традиционными), в плане жизненных установок и, следовательно, идеологии принципиально оторванные от народа; важно то, что сословия-элиты рассматривают народ как условие своего могущества и благоденствия. Себя же они видят не инструментом реализации чаяний народа, а великодушно воспринимают как результат деятельности людей. Не средство видят в себе, но цель.
Мы говорим о личности как нарождающемся субъекте истории. Зависеть от милости сословий или зависеть от потребностей народа: вот в чем вопрос для личности.
Нам сейчас важно «предугадать, как слово наше отзовется» – важно правильно спрогнозировать, какой тип организации общества максимально соответствует раскрытию возможностей персоноцентрической картины мира?
Вопрос ставим в такой плоскости: какой тип организации социума более способствует привлечению информационно-духовных ресурсов личности – сословно или социально ориентированный?
Как ни парадоксально, однако именно не шибко грамотный народ в гораздо большей степени заинтересован в появлении личности в качестве субъекта истории, нежели просвещенные и продвинутые в культурном отношении сословия. Почему?
Да потому что личность заинтересована в процветании народа, а не сословий, которые паразитируют на усилиях «широких народных масс», присваивают себе гигантский информационный ресурс «массы». Узурпация – основа идеологии элиты; суть идеологии – индивидоцентризм.
Личность призвана представлять интересы народа – потому что она есть результат деятельности людей (хотя появление личности связано, конечно, с элитами; но гносеологический корень всего – люди как глобальный информационный ресурс). Как это понимать? Очень просто.
Кто породил личность? Люди. Посредством чего? Посредством элит. Вот почему свою нравственную силу, волю к истине и жизни личность черпает в народе. Люди породили личность и они вправе рассчитывать на нее как защитника своих интересов. Личность только по механизму является «плотью от плоти» элит; по идеологии своей личность ориентирована не на интересы элиты, а на интересы народа (людей). Элиты ставят на индивида; люди – на личность.
Личность – это человеческая, людская, вселенская история. Личность, если угодно, – это народная элита (то есть элита в интересах народа). Сословия (группы индивидов) – элита антинародная.
Это еще не ответ на вопрос, как сменить тип управления информацией; однако ответ на вопрос «какой тип социума реферирует с возможностями личности?» существенно продвигает нас к ответу на первый вопрос.
Никого не должно вводить в заблуждение демократическая (то есть как бы народная) форма правления; не стоит питать иллюзий и по поводу прокисшей остроты представителей сословной верхушки, выдаваемой за убойный аргумент: дескать, демократия – это, конечно, плохо, но лучше ничего не придумано.
Во-первых, уже придумано. Уже не смешно. Диктатура натуры, диктатура первичных потребностей (в форме демократического мироустройства) должна смениться диктатурой культуры (пусть даже в какой угодно тоталитарной форме). Важна суть, а не форма. Формы правления сегодня ни о чем ни говорят; они, скорее, вводят в заблуждение.
Таким образом, не исключено, что смена типов управления информацией будет происходить в форме диктатуры как разновидности политического управления.
А во-вторых, сословные претензии на власть, по форме всегда плюралистичные и демократичные, по сути своей всегда будут антинародны и тоталитарны. Именно так. Сегодня, конечно, время элит; но только с небольшой поправочкой: элит как уходящей натуры. Элиты выполнили свою историческую миссию: они способствовали появлению личности. А дальше элитарные сословия неосмотрительно заигрались в избранничество. Они решили, что выше них только небо, что они выше людей, что они чуть ли не «помазанники божии». Какие-то крапленые люди.  Будучи плотью от плоти народа, они решили, что богатство делает их отдельной стратой, которая «рулит процессом» сама по себе. Почему они так решили?
Потому что мера всех вещей для них – это деньги. Капитал.
Можно назвать это исторической ошибкой; нам кажется, точнее назвать это информационным сбоем. История – это реализация во времени и пространстве законов информационного развития; информационные законы задают содержательность истории, но никак не наоборот.
Сейчас элиты будут изо всех сил навязывать истории людей черты исторического сословного проекта. Уже навязывают повсеместно. Судя по всему, такая стратегия сулит немало крови. Элите-то что? Кровь для нее – это средство реализации своих амбиций. Кровь людская – водица.
Элитам люди не нужны как таковые; они им нужны как расходный материал для реализации своих амбиций. Ergo: элиты всегда буду уничтожать людей. Здесь сразу два ключевых слова: всегда и людей. И за ценой элита не постоит. Всегда значит всегда; людей значит людей.
Мы давно уже живем в эпоху диктатуры элит. Идея диктатура культуры (то есть силового противостояния) возникает только потому, что диктатуру натуры иначе не одолеешь: это своего рода информационный закон.
Вот почему по-настоящему демократические страны или страны с элементами социалистической ориентации (к которым, с нашей точки зрения можно отнести и Россию) следует рассматривать как лидеров цивилизации в номинации «достижения в назревшей смене типа управления информацией». Или в номинации «от натуры – к культуре». Или «от индивида – к личности».
Обратим в этой связи внимание на интересное обстоятельство.
Во-первых, персоноцентризм (культ личности, но не индивида!) – это не русский по генезису, однако русский исполнению культурный проект (Русский культурный проект как вызов процессу глобализации // Белая Вежа, № 10 (37) 2016). Во-вторых, Великая социалистическая революция на время сделала социалистическую идею едва ли не национальной идеей России.
Можно сколько угодно иронизировать по поводу социальной эффективности названных глобальных исторических проектов (первый – утопия, второй – катастрофа и т.п.), однако это факты, возникшие не на пустом месте. Факты не случайные. Факты как итоги информационной эволюции. Чем они обернутся в исторической перспективе – никому неизвестно. А вдруг?
Назвать Россию сейчас социальным лидером было бы большой натяжкой; но и стыдиться своей истории великой стране (истории отношений элит с личностным началом в человеке) стало бы нелепым перебором, что само по себе можно считать хорошей предпосылкой к социальному лидерству.
Россия если не торит пути, то угадывает дорогу к персоноцентризму, реализуя осознанную (или неосознанную) мечту людей. О чем мечта?
О том, что мера всех вещей – личность, символизирующая возможности людей.
Это своеобразный информационный капитал, распоряжаться которым следует осторожно, бережно и осмысленно. Не только России. Всем людям.
Если кому-то покажется, что мы намекаем на какие-то сакральные мессианские потенции России, вынуждены их разочаровать: мы публикуем свою работу не ради этого. Мы пытаемся уловить и сформулировать суть закона информационного развития. Если мы окажемся не правы, то всем от этого будет только хуже. А если окажемся в чем-то правы – разве плохо, что пример России – другим наука?
Мы ведь не гонку за лидером предлагаем (это все мифология в духе элит); мы предлагаем постигать себя.
Сословия-элиты занимаются социальным мифотворчеством; личность сосредоточена на познании.
Какой тип управления информацией окажется матери-истории более ценен?

ЧЕТВЕРТЫЙ КЛЮЧЕВОЙ ТЕЗИС: смена типа управления информацией связана с «диктатурой культуры» как формой политического правления. Политическая и культурная история России, вобравшая в себя колоссальный ментальный опыт, представляет собой впечатляющий стартовый капитал на пути к персоноцентризму.

литература и общество

Дело не в снижении уровня современной литературы.
Все значительно хуже. Дело в изменении функций художественной литературы как таковой в социуме.
Высокая проза перестала быть высокой. А почему?
А потому что высокая проза ориентировалась на высшее измерение человека – на личность. Литература была инструментом духовного совершенствования и одновременно инструментом постижения истины. Убрали высшее измерение человека – осталось низшее. Убрали культуру – осталась натура.  Это исчерпывающий ответ, если угодно.
Личность перестала быть ориентиром общества. Художественная литература в своем прежнем качестве стала не нужна. Из жизни и литературы ушла личность. Высокая проза перестала быть высокой.
Проза стала низкой. Она стала развлекать тех, кто ничего не желает слышать о личности. В лучшем случае литература лицемерно становится служанкой красоты. Почему – лицемерно?
Потому что красоту отлучают от истины (читай от личности, ибо личность в литературе – форма существования истины) – и тем самым меняют функции литературы. Из духоподъемного, заряженного духовной энергетикой инструмента она превращается в изящную (хоть семижды семи раз!), но все же безделушку. Выхолащивается.
Это подлый прием. По форме литература остается литературой, но суть меняется. Красота (в литературном измерении – стиль) становится не только страшной, но и подлой силой. (В скобках заметим, что подлинную Красоту невозможно отделить от Истины; Красота, так сказать, промаркирована Истинным отношением. И тем не менее установка отделить форму от содержания сама по себе неистинна. А потому деструктивна.) Культ формы (Красоты) не только не спасает мир, он губит его. Это в лучшем, повторим, случае.
В худшем случае литература вырождается в чтиво (в так называемую массовую литературу). Это уже нечто прямо противоположное литературе – и по сути, и по форме. Разговоры о чтиве в формате «литературном» – это прямое культурное преступление. Чтиво следует квалифицировать как инструмент умерщвления сознания, в конечном счете – расчеловечивания. Грамотность, культ книги и книжной культуры (книжности) превратить в способ дегуманизации и деградации: это не просто мерзость; это эффективная информационная технология. Подлая, разумеется.
Чтиво – это яд, отрава. Это очень опасное для общества вещество в книжной обертке. Вызывает паралич ума и атрофию души. Летальный исход неизбежен.
Что же делать с чтивом, если к нему тянутся наивные люди с девственно неразбуженным сознанием, буквально дети в культурном отношении?
Это смешной вопрос. Что делают с ядами и наркотиками, особенно тогда, когда их подсовывают детям?
Угрожающие здоровью и самой жизни вещества запрещают. Торговцев и производителей карают. Если, разумеется, есть воля к жизни и истине.
Чтиво – вовсе не безобидный демократический проект. Люди изготавливают его («пишут»), реализовывают, потребляют («читают»). В результате невероятное количество человеческой энергии вылетает в трубу. Значит, кому-нибудь нужно, чтобы человечество работало на холостых оборотах? Чтобы энергия растрачивалась попусту? Чтобы направлена была не на совершенствование информационной структуры под названием человек, а на блокировку его возможностей? Чтобы человек не развивался, попросту говоря?
Культ квазикультуры (все на продажу, то есть превращение самых высоких проявлений человека в товар) в ущерб культуре, личности, истине и красоте – это колоссальный социально-экономический проект. Глобальный по размаху и последствиям.
Кому выгодно? Кому? Есть же не только конкретные жертвы (они же дети), но и конкретные дивидендополучатели.
Дело, как видим, не в снижении уровня литературы и культуры. Дело даже не в изменении функций художественной литературы в социуме.
Все значительно хуже. Дело в повышении ставок: кому-то сильно мешают люди, самореализация которых только в одном: быть личностями. Во всяком случае – стремиться к этому.
Литература – просто чуткий и сильный индикатор.
Сначала не стало литературы.
На очереди люди.

роль дефиниции в дискуссии

УТОЧНЯЙТЕ ЗНАЧЕНИЯ СЛОВ
  «Ловлю вас за язык, коллега. Дайте определение понятию, которое вы сейчас ввели».
  «Дайте дефиницию этому феномену, будьте так любезны, ловлю вас за язык».
  Узда дефиниций – это тяжелое бремя гуманитарной науки, и даже для не обремененного наукой гуманитарного знания. Никто толком не скажет, что такое жизнь, смерть, истина, любовь, литература, философия, красота, личность – однако самыми интересными являются компетентные рассуждения именно на эти неизведанные темы. Гуманитарно образованному, или даже просто просвещенному человеку, в голову не придет «прекратить все эти смутные разговоры, всю эту безответственную болтовню» на том только основании, что нет четких дефиниций по указанным проблемам.
  Для гуманитарных штудий, не говоря уже о публичных выступлениях на животрепещущие, но ускользающие от определений темы, порой продуктивнее взять на вооружение гибкий принцип Декарта: уточняйте значения слов, и вы избавите мир от половины заблуждений. «Уточнять значение слов (понятий)» и «дать определение» (научно выверенное, потому что иных не бывает): есть разница. Первое позволяет вести дискуссию, второе губит ее на корню, уводя в русло софистики. Рабочее определение – этого в большинстве случаев достаточно.
  Значения слов, как правило, уточняются смысловым контекстом (или специально уточняются, если смысловой контекст по каким-то причинам не сформирован). Вот почему лучшее лекарство от непонимания – концепция, философская система, парадигма, и только во вторую очередь – дефиниция.
  Дело в том, что дефиниция – это всегда промежуточный итог, отражающий уровень сегодняшнего научного представления о сути феномена. Она, как правило, не полна, а если достаточно полна, то внутренне противоречива, что позволяет как противникам, так и сторонникам дефиниции (не)добросовестно пользоваться лазейками и спекуляциями,  предоставляемыми даже самыми выверенными определениями. Определение – это по определению дискуссионная вещь, позволяющая уклоняться от сути предмета дискуссий (особенно если цель у тебя – уклониться). Определение много скажет посвященным, но даст искаженное представление начинающим и ничего не скажет обывателям.
  Вот почему каверзное требование «а вы сначала дайте определение» имеет примерно следующий смысловой посыл (подтекст): я не в состоянии поддерживать разговор по сути, и потому вынужден прибегнуть к казуистике, чтобы заболтать проблему. Это мой единственный шанс сохранить лицо в дискуссии. Оставлю последнее слово за собой (этим приемом охотно и эффективно пользуются на базаре) и буду себе трактовать «последнее слово» как формальное свидетельство одержанной победы в дискуссии. Определения нет, противник, пойманный за язык, повержен. Что и требовалось доказать.
  Все это доказывает только то, что апелляциями к дефинициям следует пользоваться осторожно и аккуратно, - с гуманитарным тактом, а не с юридическим напором, - не превращая их в риторический прием.

ответственность литературы

ПИСАТЕЛЮ ВСЕ ПОЗВОЛЕНО?
  С точки зрения культурной легитимности, писатель, носитель нравственного сознания личности, перенял эстафету у писателя, бывшего носителя морального сознания общества. Автор «Евгения Онегина», скажем, у автора «Войны и мира» (со временем, также категорией культуры, тут порой неувязочки получаются, но это мелочи). Это естественно, логично и закономерно.
  Но в современной литературе по-партизански агрессивно активничает группа товарищей, которые не считают себя ответственными ни перед личностью, ни перед обществом – именно на том основании, что они писатели. Мы писатели, дескать, и нам все позволено. И это более чем естественно, логично и закономерно. Их не назовешь чертями из табакерки: мы вас не ждали, а вы приперлись. Ждали, ждали… Хоть и незаконнорожденное, а все ж дитя общей матери-культуры, как ни крути. «Пустота» там, овитая «Венериным волосом», или «Школа для дураков» (можно и наоборот, само собой) – а все же в лоне русской литературы.
  Тут важно отметить следующее: писатели, считающие себя ответственными перед обществом и перед личностью, также в качестве главного аргумента выдвигают свое писательство.
  Получается такой расклад: писатели социоцентрической ориентации завещали святое дело литературы писателям-персоноцентристам; но тут пришли писатели-индивидоцентристы и все испортили (именем все той же свободы творчества). Ну, ни за что не хотят отвечать, даже за себя.
  Позвольте, но получается, что писатели – дело десятое, а их ориентация – дело первостепенное. И это так, сие есть закон культуры, провозглашенный устами универсума: система нравственно-философских ценностей определяет ценности художественные.
  На что индивидоцентристы-пофигисты реагируют, как всегда, предсказуемо, отчасти нервно, а именно: ярко-скандально, а именно: а нам наплевать на ваши законы. С высокой колокольни, что торчит между западом и востоком. Торчит просто в небо. В никуда. Наше вам с кисточкой. В смысле, с прибором.
  А законы не наши. Они ничьи. И вот тут уже пофигисты-постмодернисты попадают в положение настолько неловкое, что над гейм-литературщиками не грех поприкалываться – точно так же, как они прикалываются над законами морали и нравственности.
  Тоже, кстати, закон: не плюй в колодец, пригодится, воды напиться.
  Или: когда караван культуры повернет назад (читай – вперед), хромой верблюд окажется первым.
  Или: никто в этом мире не смеется последним, и в последнюю очередь – первые.
  Или: не плюй (или еще что) также против ветра. Потому что… В общем, просто не плюй. Себе дороже.
  Короче: плюющий на законы, попадет в себя. Как-то так.
  Если с тебя культурные взятки гладки, зачем так таранить эту несчастную культуру, а, товарищи?
  Тараните – значит, боитесь. Законов боитесь, чего же еще боится писатель. Персоноцентрического начала в себе, иначе сказать. Зря тут приборами машете. Перебор это.
  Эх, товарищи…

суть литературы

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ
  «А вот вы скажите мне, профессор, как различить литературу и чтиво? Дайте определения. У вас аж 30 секунд. Время пошло-с».
  Ну, что тут скажешь?
  «Зачем вас распяли, дядя?»
  Это называется играть в игру тех, кто не понимает, не хочет понимать и желает непонимание возвести в ранг в высшей степени разумного отношения. Указав на сложность задачи, хитроумный оппонент, давным-давно запутавшийся сам (ибо глупый, потому как не ко времени и не к месту, вопрос выдает его с ушами), подчеркивает невозможность ее оперативного решения в полевых условиях, не лабораторно-академических, здесь и сейчас.
  Приходится прибегать к сравнениям.
  Вы дышите воздухом. Представим себе, что вам не хватает воздуха, вам его перекрыли, и вы стали задыхаться.
Возникает самый подходящий в подобной ситуации вопрос: что такое воздух? Дайте определение. Быстрее. Еще быстрее!
  Вам что, сразу легче станет дышать?
  Можно дышать, можно задыхаться – и не знать при этом, что такое воздух. Понимание не спасает. Дело не в определениях. Я давал определения уже двадцать пять раз – и что толку? У вас же уши залеплены воском, для вас же наука – соблазнительное пение сирен, а извилины ваши от недостатка кислорода вытянулись в ровные нити, как пульс покойника.
  Более того. В данном случае определение ничего не решает еще и потому, что становится способом заболтать проблему. Вы мне одно определение – я вам другое. Всегда можно поспорить, приятно провести время.
А время идет. И без литературы, воздуха духовности, мы уже задыхаемся.
  В практической плоскости, на уровне эмпирики, а не теоретического постижения природы вещей, все просто. Литература – это литература, способ духовного производства; а чтиво – это чтиво, способ духовной деградации.
  Нет литературы – наступает духовная асфиксия.
  Далее смерть.